Похищение Эдгардо Мортары

В случае Мортары столкновение двух этих реальностей привело к возникновению двух диаметрально противоположных версий этой истории. Еврейская версия, которой придерживались не только сами евреи, но и другие противники мирской власти римской церкви, рассказывала о том, как любящую семью погубил религиозный фанатизм папского режима. В этом варианте истории папская полиция вырывала несчастного маленького мальчика из рук отца, не властного ему помочь, и, невзирая на душераздирающие мольбы ребенка вернуть его родителям, увозила его навстречу неизвестной судьбе. Хотя главную роль в этой истории играет сам мальчик, его родителям отводится роль не меньшая, потому что они — главные жертвы в этой драме.

Когда первые протесты в связи с делом Мортары начали выходить за пределы гетто, защитники церкви поспешили опровергнуть рассказ о похищенном насильно ребенке и его убитых горем родителях, подавая всю эту историю под совершенно иным углом. В версии церкви родителям отводилась лишь второстепенная роль. В фокусе внимания находился один Эдгардо. Здесь не осталось и следа классической истории похищения, когда вооруженные до зубов коварные незнакомцы врываются ночью в дом и отнимают дитя у любящих родителей. Нет, это была трогательная история спасения, вдохновляющий рассказ о чудесном избавлении мальчика, который дотоле был обречен на жизнь во мраке заблуждений, а потому и на грядущее вечное проклятье. И вот наконец-то мальчика вырвали из тисков зла, одарили радостями вечного счастья и уготовали ему место не где-нибудь, а возле самого святого и достопочтенного в мире духовного предводителя — самого папы римского.

Однако если Эдгардо действительно сподобился того чуда, которым бывает отмечено крещение, то ему должно было сопутствовать какое-нибудь знамение. В конце концов, все это происходило в 1858 году — том самом году, когда в Лурде впервые произошло явление святой Марии. Господь наверняка дал бы понять, что доволен.

Когда Скаццоккьо просил в июле семью Мортара прислать подобный рассказ о том, как вел себя Эдгардо, когда его уводили, причиной его просьбы стали первые распространенные церковью рассказы о том, будто бы Господь и вправду послал особое знаменье, да такое необычное, что это граничило с чудом. Слухи гласили, что сверхъестественные изменения произошли с мальчиком уже по пути в Рим, а сама эта поездка очень быстро обрастала мифическими подробностями, превращаясь в некое аллегорическое странствие от заблуждения к просвещению. Ребенок уехал из Болоньи иудеем, а уже через несколько дней прибыл в Рим благочестивым католиком.

Хотя до Скаццоккьо подобные толки доходили еще в июле, первые письменные рассказы о «чуде» в католической прессе появились только осенью. В длинной статье, которую напечатала газета L’osservatore bolognese, основанная архиепископом Вьяле-Прела для защиты веры в полемике с либералами, особенное внимание уделялось чудесному преображению мальчика по дороге в Рим. Статья начиналась с рассказа о том, как Эдгардо забирали из дома. «Можем заверить читателей, — писала газета, — что, когда выполнялся приказ, полученный из Рима, не применялось никакого насилия. Все делалось очень деликатно, исключительно при помощи убеждения». Правда, вначале, когда родители только услышали, что у них хотят забрать Эдгардо, они огорчились, но в итоге отец убедил жену отпустить сына, и Эдгардо сам «вошел в карету, которая его поджидала, и держался спокойно и безмятежно».

Газета взволнованно раскрывала «трогательные подробности», которые будто бы наблюдали очевидцы во время поездки в Рим. Две набожные женщины, сопровождавшие мальчика, дали ему почитать молитвенник. «Он принялся читать молитвы с большим удовольствием и каждый раз, когда заходил разговор о христианской религии, слушал очень внимательно. Он часто задавал вопросы о тех или иных сторонах нашей веры и выказывал такой интерес к ней, что можно было не сомневаться: ему чрезвычайно важно было узнать правду о нашей святой вере». Но это еще не все. «Всякий раз, когда карета останавливалась в каком-нибудь городе, он первым делом просил отвести его в церковь, а входя туда, оставался там долгое время и выказывал величайшее почтение и самое трогательное благочестие»[58].

Скаццоккьо настоятельно просил Момоло предоставить ему какие-нибудь сведения, чтобы хоть что-то противопоставить этим духоподъемным рассказам о мальчике, охотно покинувшем дом с папской полицией и осененном божественным лучом по пути в Рим. В августе, после того как Момоло наконец удалось повидаться с сыном в Риме, в Доме катехуменов, он подготовил собственный рассказ о событиях, который и отправил лично папе.