Тут царевич разулыбался сам не зная чему, кряхтя поднялся и, покачиваясь и спотыкаясь всеми своими корнями, на двух из которых к тому же нелепо болтались поношенные сапоги из кожи заменителя, направился к горному источнику, высоко выбрасывающему свои хрустальные воды из-под земли посреди широкой и глубокой естественной гранитной чаши метрах в десяти от него.
Интересно, куда попадет он теперь?
Частью какой истории ему предстоит стать?
Снова промелькнуть и, оставив едва заметный след, нестись сквозь пустоту дальше?
Появились ли обитатели в городе джиннов?
Что сталось с кланами обиженных невест?
Вернет ли брат мамино ожерелье Рябинке?
Справилась ли Вахуна со спасением Панта со племянники?
Интересно было бы узнать.
И Иван шагнул в мечущую на солнце искры воду.
— Помогите!.. Помогите!.. Помогите!..
Потерявший всякую надежду развязаться самому и вконец выведенный из себя видом двух скрюченных трупов своих недавних мучителей, Виктор решил попробовать позвать на помощь.
Вообще-то памятуя слова магов о коконе молчания или сфере тишины, или как они там это называли, он не очень-то рассчитывал, что его вопли кто-нибудь услышит, и поэтому топот множества ног по коридору и ворвавшиеся в комнату хозяин и прислуга с разнообразной кухонной и хозяйственной утварью различной степени тяжести явились для него приятным сюрпризом.
— Помогите!.. — еще раз повторил он и для пущей убедительности безуспешно поизвивался на полу и пожал плечами. — Развяжите меня!
Но Толстый Мансур почему-то не торопился.
— Что эти двое делают у тебя в комнате? Вы знакомы? — подозрительно прищурился он и взял лопату на изготовку.
— Нет, что вы, уважаемый хозяин! Я впервые их вижу. Как только я вошел в эту комнату и закрыл за собой дверь, они ворвались в нее, связали меня и стали пытать.
— А где кровь?
— Я имею в виду, допытываться, где их кувшин.
— Так вы все-таки встречались раньше! — с торжеством императора, раскрывающего заговор против своей персоны, воскликнул Мансур.
— Нет, нет, что вы! Не приведи Сулейман! Я впервые увидел их, когда они на меня набросились!
— Ну хорошо. А зачем тогда ты их убил?
— Я не убивал их! Они сами вернулись в мою комнату и умерли. Они отравились, я полагаю. Они хотели отравить моего друга Сергия Путешественника, а вместо этого отравились сами.
— Они идиоты, да? Или ты нас принимаешь за идиотов? — яростно подбоченился хозяин. — Где ты видел черных колдунов, которые даже человека отравить не могут по-человечески, а? Признавайся, кто их убил!
— Н-не знаю. Да развяжите же вы меня! У меня руки затекли и ноги, и вообще — кроме языка я ничего не чувствую, — не выдержал Виктор. — Или позовите Сергия Путешественника.
— Позовите… — передразнил его Мансур. — Позовем, позовем, не бойся! Городскую стражу, вот кого мы позовем. Мехмет, — обратился он к молодому мужчине в фартуке, стоявшему с большущим половником наготове справа от него, — бегом за господином начальником стражи. Скажи, Мансур, хозяин кофейни на улице Жестянщиков, передает ему поклон и почтение и просит прислать отряд солдат — мы задержали убийц, лишивших жизни двоих гостей. Очень опасных. Пусть поторопится. Понял?
— Понял, Мансур-ага, все понял, — поклонился повар. — Только не понял, зачем мы выдаем этих людей страже — ведь покойники, да гореть им в вечном пламени, были черными магами, злодеями, они напали на нашего Саида, выбили нашу дверь, значит, так им и надо?
— Мехмет, — снисходительно объяснил хозяин. — Извини меня, но ты… не очень умный юноша. Да, эти двое были колдунами при жизни. Но теперь-то они трупы! И ты хочешь, чтобы эти уважаемые путешественники уехали и оставили нас с двумя трупами на руках? Что ты стал бы с ними делать, о Мехмет?
— Я… Не знаю… — захлопал пушистыми ресницами повар.
— Зато я знаю. Иди к начальнику стражи Карачун-бабаю и попроси у него солдат. Пусть арестуют этих людей и отведут на правосудие к султану. Тот гораздо умнее и тебя, и меня и сам решит, кто тут прав, а кто преступник. Ну же, ступай. Да бегом!..
Молодой султан Валид аль-Терро слыл среди своих подданных и современников просвещенным, высокообразованным человеком, который читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана, увлекался философией, поэзией, музыкой, го, геометрией, алгеброй и началом анализа и привечал людей науки и искусства при своем дворе. Человеком широких взглядов и кругозора в триста шестьдесят градусов.
За это подданные восхищались своим султаном, гордились им и хвастались им перед иностранцами.