Похищение Европы

Десантировался товарищ Бесоев со своей командой на тяжелом водолете вместе с моим штабом. Расстанемся мы с ним позже, а когда именно, он скажет сам. А пока он и его люди – это прикомандированное к нашей бригаде подразделение. Ну я и использую (к чему это?) – для обмена опытом и взаимных тренировок с разведротой. Хочется все же, чтобы мои бойцы достигли такого же высокого уровня, как и люди товарища Бесоева. Как говорится – век живи, век учись. Помимо спецкоманды Бесоева, к нам придали еще одного человека. Невзрачный такой мужичок средних лет, скорее худой, чем толстый, в нашем камуфляже без знаков различия. Звать – товарищ Пьер, связной от того самого «Сопротивления» и одновременно переводчик. Прикомандирован к нам надолго, пока не убьют или нашу часть не перебросят из Франции куда-нибудь еще. Говорят, что этот товарищ из французских коммунистов, а русский язык выучил, когда воевал в испанских интербригадах вместе с нашими, а потом учился у нас в школе[55] Коминтерна имени Ленина.

Так вот, этот самый Пьер сказал, что на отведенном для высадки участке побережья нас будут встречать местные товарищи, чтобы показать дорогу и разъяснить местную обстановку, а он, значит, переведет. И вообще, такие «встречающие» расставлены пор всей ширине высадки десанта от Марселя до Канн и даже до Ниццы. От Марселя до Тулона проходит полоса ответственности нашего балтийского корпуса морской пехоты, дальше на восток высаживаются «черноморцы» под командованием генерала Криволапова. Задача, поставленная перед десантами – обеспечить беспрепятственное форсирование границы по Альпам и развертывание в боевой порядок соединений Четвертого Украинского фронта. Ну а потом… потом поступит новый приказ, и почтальоны опять будут сходить с ума, разыскивая нас по номеру полевой почты.

И вот сразу после высадки, как и сказал товарищ Пьер, к нам подходят трое гражданских, одна баба и двое мужиков, причем один мужик такой худой-худой, как ходячий скелет, будто только вырвался из германского лагеря смерти. Так вот, этот худой и говорит нам что-то по-своему, по-французски, а товарищ Пьер переводит: «Здравствуйте, товарищи. Мы члены французского Сопротивления, готовы поступить к вам на службу проводниками, чтобы вы не заблудились в наших местах». Ну что же, проводники – это хорошо, но весь вопрос, насколько они надежны. А то знаю, были случаи…

– Нет, – говорит товарищ Пьер, – это точно наши. Вот того здорового, как атлет, по фамилии Дюма, у нас тут все знают: знаменитый ныряльщик, человек-подлодка. Бошам он никогда и ни за что служить не будет.

Ну ладно, наши так наши. Вот выполним ближайшую задачу, займем берег этой бухты с двумя городками на ее берегах и кусок шоссе Тулон-Марсель – и будем ждать дальнейших приказов, куда продвигаться и кому сдавать позиции. А пока надо бы поблагодарить товарища за помощь и участие, узнать, где он живет, и отправить пока домой, чтобы не маячил перед глазами. Мол, понадобится – вызовем.

И тут почти одновременно происходят сразу два события. С одной стороны ко мне подходит товарищ Бесоев, и, прищурившись, внимательно смотрит на того нашего нового знакомца, который только что набивался к нам в проводники.

– Ну-ка, товарищ, – говорит он Пьеру, – спроси у этого человека, как его имя и фамилия, да только настоящие, а не те клички, которыми они друг другу мозг парят…

Пьер спрашивает и худой в ответ произносит что-то вроде: «в кустах…». Я ничего не понял, а товарищ Бесоев повернулся ко мне и говорит вполне так официально:

– Этого человека вы, товарищ полковник, должны беречь как зеницу ока. Он – большой талант в подводных исследованиях. Впрочем, запрещать ему идти вместе с вами не надо, он все равно пойдет, потому что, в отличие от некоторых, у него есть совесть. Просто сделайте так, чтобы риск получить рану был для него умеренным, а погибнуть – нулевым. И не смотрите, что он такой худой: в делах, требующих выносливости, товарищ Кусто даст сто очков вперед многим здоровым.