Похищение Европы

Но все эти крики чистой, ничем не замутненной радости, а также улыбки, которыми присутствующие воспринимали проходящие внизу войска, вызывали у господина Бахраха резкий душевный диссонанс. Сначала он краснел, бледнел, зажимал себе уши, а потом принялся кричать, что все это неправильно, что красные могут оказаться хуже немцев, а Сталин и Гитлер – фигуры одного порядка. И, кто его знает – быть может, советская оккупация окажется значительно хуже немецкой, и всех нас ждет ужасный конец в застенках сибирского ГУЛАГа. Он кричал это в каком-то истерическом запале, брызгая слюной и исходя красными пятнами. Леонид Зуров молча наблюдал за ним, переглядываясь со мной, а когда он иссяк и умолк, довольно резко ответил, что если кому не нравится, как люди радуются избавлению от страха бессмысленной смерти, тот может и не слушать. Бахраха снова понесло – и в запале он взял и наговорил Леониду гадостей. Слушавшая все это Вера Николаевна (Муромцева) заткнула руками уши и в слезах убежала в свою комнату, остальные[59] же постарались сделать вид, что их нут нет. Как хозяину дома мне пришлось не повышая тона попенять этим двум молодым людям[60], что они устроили безобразнейший скандал в присутствии дам, а милейшему Александру Васильевичу я еще и напомнил, что в моем доме никто и никому не будет навязывать своего мнения. В ответ Бахрах сорвался уже на вашего покорного слугу, после чего покинул наше общество. Одним словом, у всех от этого события остался омерзительный осадок, испортив впечатление от сегодняшнего дня. Бахрах же немедленно принялся искать возможность уехать отсюда.

Во взоре фюрера ярость мешалась с отчаянием, а злоба со страхом. События во Франции развивались стремительно. Одновременно с высадкой стратегического морского десанта на участке средиземноморского побережья от Канн до Марселя русские форсировали итальянско-французскую границу на всем ее протяжении[61] и теперь стремительно продвигаются вперед. К настоящему моменту их войска захватили все побережье к востоку от устья Роны, продвинулись на север на двести километров, и сейчас подходят к Греноблю, а параллельно им вверх по Роне бегут на своих водолетах русские десантные части, приближаясь к Лиону. Этот подлец Петен клятвенно обещал, что французские солдаты будут драться с русскими как львы, а вместо того они или разбегаются без единого выстрела, либо переходят на сторону русских и поворачивают оружие против германской армии. Хуже всего то, что население Южной Франции приветствует русских как своих спасителей и освободителей, тысячами выходя к дорогам, по которым на север движутся русские танки.

И, что хуже всего, повсюду во Франции Виши[62] в преддверии скорого прихода русских из подполья выходят большие и малые группы вооруженных людей – они объявляют себя новой властью, подчиняя себе жандармерию и полицию. Режим Виши рушится на глазах, Петен и Лаваль теперь никто и ничто, за ними стоит лишь небольшая кучка прихлебателей. На севере, в оккупированной зоне, участились случаи вооруженных нападений на немецких солдат и офицеров, случаи диверсий и вредительства. Ракетчики указывают цели большевистским пикировщикам, дьявольски точно укладывающим свои бомбы в стратегические объекты, а обычных французские подростки, орудуя гаечными ключами, развинчивают рельсы на железных дорогах, из-за чего уже было несколько крушений. А ведь там, обеспечивая оккупационный порядок, стоят не корпуса и дивизии охранного назначения (как должно быть на самом деле), а роты и взводы, к тому же в значительной своей части не немецкие, а британские, датские или норвежские.

Эти оккупационные части, хоть и с трудом, но могли обеспечить необходимый режим безопасности в то время, когда вокруг все было спокойно и Красная Армия находилась далеко. Но сейчас, когда в предчувствии спасения местные недочеловеки невероятно возбудились и взялись за оружие, они перестали справляться со своими обязанностями. Глухая оборона гарнизонов с расположенными в них оккупационными учреждениями – вот предел их нынешних возможностей. Уже сейчас оккупационное начальство стягивает все силы в крупные города, оголяя сельскую местность, потому что иначе маки перережут эти мелкие группы по одной. В небольших городках уже нередки нападения на комендатуры с целью освобождения заложников. Однако имеются сведения, что такие нападения осуществляют не местные маки, а хорошо вооруженные отряды большевистских парашютистов. Стоит где-нибудь в еще спокойных местах высадиться такой группе парашютистов, как тут же вокруг нее, будто снежный ком, начинает сбиваться орда из местных маки.