Море вокруг нашей эскадры пустынно, и только на севере мрачной тенью громоздятся горы Сардинии. Никто не смеет заступить дорогу сокрушающей мощи под флагами главных мировых держав. Форштевни кораблей режут средиземноморскую волну, вращающиеся на надстройках радары обозревают горизонт в поисках надводных и воздушных целей. Прозванивая воды своими сонарами, бдят эсминцы дальних противолодочных дозоров, готовые в любой момент обнаружить вражескую субмарину и забросать ее глубинными бомбами. Во всем видна основательность и серьезность – даже, я бы сказал, этакая внушительная торжественность. Ни один враг – ни по воздуху, ни по воде, ни под водой – не посмеет подойти к нашей эскадре. Сейчас мы с русскими союзники – и хочется думать, что так будет вечно. Негоже нам – американцам и русским – враждовать на радость разным мерзавцам, вроде немецких нацистов и японских самураев…
Кто знает, может быть, ныне происходящее явится первой ступенькой на долгом пути человечества ко всеобщему миру и благоденствию, к истинному торжеству разума… Ведь люди не должны враждовать меж собой. Я едва ли могу назвать себя пророком; мне лишь хочется надеяться, что в далеком будущем род людской достигнет таких вершин духа, что идея убивать друг друга станет казаться такой же дикой и неприемлемой, какой сейчас нам кажется людоедство. Разве мало целей, которых нужно достичь? Разве мало загадок, которые следует разгадать? Если бы люди тратили усилия именно на то, чтобы познавать окружающее, а не на вражду, то мир мог бы стать совсем другим, и, главное, он развивался бы в тысячу раз быстрее. Я глубоко убежден, что предназначение человека – быть не воином, а творцом. Только активное познание и созидательный труд способны предотвратить тупики и застои в эволюции разума…
То, что сейчас происходит со мной, весьма символично. Моя мысль уже устремляется вперед, пытаясь угадать промысел судьбы, устроившей все так, а не иначе: что именно я плыву сейчас на корабле туда, где меня ждет фактически неисчерпаемый источник нового знания, даже отрывочная информация о котором уже сейчас будоражит мне разум, переворачивая мои убеждения с ног на голову. Если же посмотреть с более приземленной точки зрения – то в этом есть для меня и что-то личное. Ведь я родился в России. Я увидел свет в небольшом селе под Смоленском, в двадцатом году, в голодное и безумное время гражданской войны. Тогда жить там представителям моего народа было крайне опасно. Некоторые из нас могли в то время сделать себе невероятную карьеру, одним рывком вырвавшись «из грязи в князи», а других расстреливали у сарая без всякой судебной процедуры. А иногда первое совмещалось со вторым. Карьера, богатство и влияние – а потом арест ЧК и расстрел по приговору так называемого ревтрибунала. Никто не был в безопасности, даже простой мельник, как мой отец… тем более что, владея мельницей, он в представлении ортодоксальных большевиков являлся настоящим капиталистом. Расстрелять попавшего под руку капиталиста тогда считал своей прямой обязанностью каждый истинный революционер. И неважно, что большая их часть была из одного с нами народа. От множества пролитой ими крови эти люди обезумели, уподобившись бешеным волкам, и им было абсолютно безразлично, кого и за что убивать. И я совсем не удивился, когда узнал, что во второй половине тридцатых годов Сталин перестрелял всех этих деятелей, избавляя Советскую Россию от мертвого балласта…
Итак, мои родители бежали с территории Советской России в Америку. Отец любил шутить, что меня, трехлетнего мальчишку, они вывезли с собой в чемодане. Правда, до восьми лет я считал это правдой и часто воображал, как это было; а когда понял, что такого не было, то испытал некоторое разочарование, потому что жаль было расставаться с мыслью о том, что у меня в таком раннем детстве уже было удивительное приключение… Впрочем, тот момент как раз и дал толчок к тому, чтобы я начал фантазировать.