Похищение Европы

– Все, – наконец сказал махновец. – Время вышло. – И начал что-то быстро говорить в маленькую рацию «уоки-токи». Видно, ему не отвечали, потому что он заметно заволновался. – Открывайте контейнер, – грубо сказал он капитану, рукой указав на ближний.

– Чем? – спросил тот.

– Вон, ломиком. – Махновец указал рукой на пожарный щит с инструментами и впервые за время присутствия на судне достал из кобуры пистолет. Двое остальных незамедлительно сделали то же самое.

Капитан успел сделать лишь один шаг, как раздался усиленный мегафоном голос:

– Брось оружие и скажи своим! Вы все – на мушке!

В лица «полицейских» ударил яркий свет фонарей.

Выстрелить попытался лишь один. Но не успел. Пуля, выпущенная из темноты, попала ему точно в горло. Махновец что-то быстро сказал третьему, и тот аккуратно опустил пистолет на палубу. Сам он сделал то же самое.

Первому же вряд ли кто-нибудь смог бы помочь: кровь толчками вырывалась из пробитого горла. Даша смотрела с ужасом, схватившись за руку Евстигнеевой. Людмила Петровна оставалась совершенно спокойной.

– Вы понимаете, что делаете? – срывающимся от волнения голосом спросил «махновец». Он же был, похоже, командиром группы высадки.

– Понимаем, – спокойно ответил капитан.

К ним уже подходили Алеха и… Мильштейн! «Значит, наврал, что уехал!» – пронеслось в мозгу пораженного Ефима.

Агуреев же снова к месту действия не вышел. На этот раз – удивительное поведение. Неужто он болен? Или пьян?

Нет, не может быть. Ефим сам устыдился своих подозрений.

* * *

– Сам-то откуда? – добродушно спросил маленький Мильштейн довольно рослого махновца.

– Вы ранили полицейского! – возмущенно сказал тот, но чувствовалось, парень уже начал понимать, что веселой прогулки не вышло.

– Мы его не ранили, – весело даже поправил парня Семен Евсеевич. – Мы его убили! – Тут он заметил женщин: – Марш в каюты!

И, странное дело, обе, не споря, развернулись к жилым помещениям. Что-то, видно, было убедительное в Семене Евсеевиче Мильштейне. На Ефиме он тоже остановил взор, поморщился, но ничего не сказал.

– Где наши сотрудники? – заметно бледнея, спросил их командир.

– Одного зарезал Муса, другого – я, – честно признался Мойша. И улыбнулся.

– Вы с ума сошли, – прошептал тот.

– Спорим, вы не полицейские? – Мильштейн никак не мог уйти от игривого тона. – Кстати, контейнеры пустые. – Он ключом открыл первый и продемонстрировал парню пустоту. – Так что помрете вы, ребята, задарма.

– А… где же… – попытался спросить махновец и сразу получил ответ:

– В море. Зачем оно нам?

– Мы уходим, – сказал «полицейский». – Вы ответите за произвол.

– Не баклань, – сказал Мойша. – Никуда вы не уйдете. Лезь со своим м…ком в ящик.

– Что-о?

– Что слышал.

Алеха и подоспевший Муса мгновенно скрутили обоих «полицейских» и завели их в ящик-контейнер. Во второй, открытый чуть позже, затащили два трупа и раненного в горло, который, похоже, тоже умирал. Медицинскую помощь ему никто оказывать не собирался.

– Все здесь вымыть, – спокойно приказал Мильштейн. И зашел в контейнер к двум пленным. Он был таким маленьким, что ему даже не пришлось сгибаться.

Еще Ефим отметил, что перед тем, как зайти в контейнер, Семен Евсеич отдал Мусе пистолет, а взамен взял небольшой нож и фонарик.

* * *

– Я пойду в рубку, – сказал капитан.

У контейнеров остались лишь Муса с Алехой и Береславский. Минут пять было тихо, после чего темноту огласил заглушенный стенками контейнера крик. Даже не крик, а вопль. Вопль ужаса.

Береславского передернуло, Алеха с Мусой не отреагировали никак.

* * *

Потом был еще один вопль, потом – жалобные стоны-причитания. Слов было не разобрать, но Ефим уже знал, что никогда не забудет ни этой ночи, ни этих стонов.

* * *

И еще: месть была справедливой. Но вовсе не сладостной.

* * *

Наконец Семен вышел. Обтер руки поданным ему Мусой полотенцем.

– Они ничего не знают, – мрачно сказал Мильштейн. – Ни-че-го. Пешки.

– Что с ними делать? – спросил Алеха.

– Топи контейнеры, – приказал Семен Евсеевич.

* * *

Катер дал пулеметную очередь, как только включили лебедку и накинули гаки на специально приваренные кольца.

Пули затрещали по железу, выбивая хорошо видимые искры.

– Ложись! – громко крикнул Алеха и тут же застонал, неловко упав на внезапно подломившуюся правую ногу.

Ефим мгновенно бросился на палубу, в итоге отделавшись лишь рикошетной царапиной на толстой щеке: катер был гораздо ниже судна, и пули могли нанести вред, лишь отскочив от какой-нибудь преграды.

Муса тоже упал сразу после начала стрельбы, но потом ловко подполз к Алехе и, прикрываясь палубным оборудованием, за подмышки потащил раненого к надстройкам.

А Береславский не мог поднять головы от страха. Ему казалось, что каждая следующая пуля летит прямо в него.

* * *

А после раздался взрыв, и стрельба прекратилась так же внезапно, как началась. Ефим, не сразу поверив в тишину, неуклюже, на четвереньках, подполз к борту и осторожно выглянул из-за толстой железяки.

Катерка с грозным пулеметом больше не было. По воде расползалось хорошо видимое в электрических отсветах разноцветное пятно и плавали мелкие обломки.