– Стой! Так нельзя! – вскочил Муса. – Это ребенок! – Он угрожающе двинулся к командиру и тут же остановился, напоровшись на мрачный оскал «карла-густава».
– Почему же нельзя, Муса? – нехорошо улыбнулся Мильштейн. – Они Эльзу всей мужской половиной пользуют. И вместе, и поврозь. У меня точные сведения, Муса.
– Все равно нельзя. Мы же люди!
– А Руслан тебе уже не нужен? – мягко спросил Семен. – Без Эльзы я за Русланом не пойду.
Муса, как сбитый пулей, снова упал на стул.
Отец семейства силился что-то сказать через полотенце, пропущенное между его челюстями и завязанное на затылке.
– Он советует отдать Эльзу, – улыбнулся Мильштейн.
– Я не знаю, где девка! – выкрикнула хозяйка. – Вы не тронете моего ребенка! Хотите – берите меня!
– Ты нам не нужна, – задумчиво сказал Семен. – Нам нужна Эльза. Продолжай, Алеха.
Остановившийся было Алеха схватил младшую за руку и потащил за лестницу. Она, даже не упираясь, как зомби, семенила за ним.
– Эта сучка в сарае! – закричала хозяйка. – Забирайте и уходите!
– Пойдем, покажешь, – согласился Мильштейн. – Алеха, отставить!
Вошедший в раж Алеха послушался сразу, но вышел расстроенный из-за сорванного развлечения. Девчонка осталась в закутке. Только глухие всхлипы доносились.
Через минуту Муса привел Эльзу и хозяйку. Девочка была в каком-то рванье, вся в синяках и выглядела младше своих четырнадцати. Но, как ни странно, забитой не казалось.
– Ну вот, милая, – обнял ее Мильштейн. – Скоро будешь у папы. Держись, осталось немного.
– Папа очень волновался? – неожиданно спросила Эльза. – У него больное сердце.
– Он очень волновался, – ответил Семен. – Но сердце выдержало. А когда тебя увидит, совсем поправится.
– Я молилась за него, – сказала Эльза и заплакала. Когда ее губы скривились в плаче, стало видно, что нескольких зубов у нее нет. На левой руке не было мизинца, культя уже почти зажила. А правая была неряшливо забинтована.
– Как же ты выдержала, дочка? – выдохнув, спросил Мильштейн.
– Я молилась, – повторила девочка. – Они не понимали, что делали.
Муса сидел, не поднимая головы.
– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – сказал Мильштейн хозяевам.
– А их оставим? – удивился Алеха. – Мы и полдороги не пройдем!
Мильштейн задумался.
– Наверное, ты прав, – наконец выдавил он.
– Я вас догоню, – сказал Алеха, явно обрадованный открывшимися перспективами.
– Не трогай мелких, – уходя, напоследок проинструктировал командир. – Кинь их в яму, где была Эльза.
– Ладно, – ухмыльнулся Алеха. Ему явно нравилась такая, полная приключений, жизнь.
Хозяйка молча стояла у стены, ожидая решения своей участи. После того как привели пленницу, она уже ни на что не надеялась, лишь мучительно соображала, как можно отмолить у этих гяуров своих дочек.
– Не оставляй его здесь! – крикнула она Мильштейну, показав на Алеху. Семен, не отвечая, отвернулся от несчастной. – Гореть тебе в аду! – уже на улице сопроводил командира крик хозяйки.
Муса с Эльзой покинули дом на пять минут раньше.
Алеха догнал группу километрах в трех от места событий.
– Ты хорошо запер девок? – спросил Мильштейн.
– Не вылезут, – улыбнулся в темноте невидимый боец. – А папаша их сам кончился. Захрипел, засвистел, рожа кровью налилась вся. И кончился.
– Ладно, – постарался прикрыть тему командир. – Теперь надо думать о Сенги-Чу.
– Не понравилось ему, – не мог успокоиться Алеха, – как я его супругу осчастливил.
– Заткнись, – тихо сказал, даже скорее шепнул Мильштейн. И Алеха заткнулся. В беседе с командиром он всегда тонко чувствовал, когда действительно надо заткнуться. Муса шел молча, но Мильштейн все равно решил потщательнее присмотреть за парнем.
В Сенги-Чу пришли уже под утро, но еще в темноте. Эльзу хотели оставить за селом, в лесу, однако Мильштейн побоялся и взял с собой.
В первом пикете стояли всего двое сельчан – абреки тогда были непуганые и просто не представляли себе ситуацию, когда враг входит в родовое гнездо.
Один бодрствовал, один спал. Подходить на дистанцию ножа было опасно, поэтому Мильштейн пустил в дело бесшумку. Снова пригодилась английская игрушка, правда, тяжелые пули теперь убивали людей, а не собак.
В село практически не зашли: новый огромный дом Абу Кафтаева, построенный им уже в этом году, стоял в ряду таких же, почти что в поле. По сведениям Семена, жили пока только в двух, так что шума можно было особо не опасаться.
Похоже, снова повезло. Но ведь должно же хоть в чем-то везти! Когда гады захватывали Эльзу или Баллон наезжал на «Четверку» – это было невезение. Значит, по закону сохранения, их сегодняшняя фортуна не случайная, а заслуженная.
И оно продолжалось, это удивительное везение. Уже в доме Семен впервые применил старые навыки, подняв на нож молодого парня, не вовремя вышедшего пописать. Он даже не вскрикнул: кровь из рассеченного горла текла громче его писка.