Похищение Европы

— Они в том, — я почувствовал, как моя речь полилась свободно, — что мы, западноевропейцы, постарели. У нас нет больше жизненной энергии, и верный признак этого — появление на нашей территории других народов. История ведь и состоит из взаимодействия народов.

— Называйте вещи своими именами, — предложил толстяк. — Взаимодействие в истории — это завоевание. А завоеванные, как известно, уничтожались.

— Но чаще — смешивались с завоевателями. Конечно, завоеванный народ прекращал свое существование в прежнем виде. Можно сказать — умирал, а можно сказать — преображался: зависит от того, как на это смотреть. То же самое происходило и без завоевания, просто путем переселения людей. Я думаю, нечто в этом роде мы видим сейчас в Европе.

— Но не все с таким положением вещей согласны, — бесстрастно сказал Жюстен.

— С этим можно не соглашаться, как можно не соглашаться с приливом или землетрясением, но это реальность. — Продолжая говорить, я видел, как тонкие губы Анри дрогнули в улыбке. — К ней следует относиться с терпением.

— И только?

Я постарался посмотреть на Жюстена усталым задумчивым взглядом. Взглядом того, кто знает, что возможности ограниченны: в этом, наверное, и состоит политическая мудрость. Такой взгляд украшает молодого, но проницательного лидера движения. После небольшой паузы я сказал:

— Нет, в небольшой степени на ситуацию можно воздействовать. Сейчас в связи с объединением Европы такие возможности открываются. Попробую пояснить. Разумеется, приезд в Европу людей совершенно иных культур и религий — это очень смелый эксперимент. Никто не знает, чем он кончится.

— Нет, отчего же, — возразил маленький человек в кресле, — можно догадываться. За псевдодемократические фразы нынешних политиков расплатятся их внуки. Может быть, даже кровью. Не пройдет и тридцати лет, как наши гости расправят крылья. Они — кукушкины дети, они нас еще выбросят из гнезда.

Это был сильный образ. Затерявшись в кресле, автор подкреплял его всем своим маленьким телом. Анри за его спиной безмолвно трясся от смеха.

— Ведь они не просто приезжают к нам бешеными темпами, — взволнованно сказал толстяк. — Такими же темпами они здесь размножаются — в отличие, заметьте, от нас. Это — косовский вариант, здесь мы можем многому поучиться. Именно так сербы стали меньшинством на своей собственной земле, и этого уже ничем не поправишь — ни войной, ни репрессиями. Здесь остается одно — бежать. А куда побежим со своей земли мы? В Африку? В Антарктиду?

— Мы вас, кажется, перебили, — произнес Жюстен спокойным голосом. — Эти эмоции понятны, не так ли? Я не думаю, что дело дойдет до Антарктиды, только вот молиться здесь нам придется уже другим богам. Может быть, даже в буквальном смысле… Но вы говорили, что на этот процесс можно как-то влиять?

— Я хочу лишь повторить, что ничего не бывает случайно. Все, что сейчас происходит, нельзя рассматривать как недоразумение или недальновидность политиков. Мы видим стремление природы к равновесию, если уж говорить о размножении. Оттого, что мы «не размножаемся», приходят те, кто это делает лучше, вот и все.

Я посмотрел на грустно сидевшего толстяка. Представить его размноженным — в виде десятка маленьких толстяков — было тоже не ахти каким утешением.

— Но само по себе это и неплохо, — продолжил я со сдержанным оптимизмом, — Европе нужна свежая кровь. Другое дело, что искать ее можно поближе. В тот момент, когда началось великое переселение, существовал «железный занавес», и самый наш близкий и естественный резерв был закрыт.

— Вы имеете в виду Россию? — спросил Жюстен.

— Россию, да и все остальные страны восточного блока. Несмотря на их коммунистическое прошлое, они в десятки раз ближе нам, чем те государства, из которых к нам приезжали все эти годы. По религии, по культуре, по жизненному укладу. При этом они моложе нас, они энергичнее. Новая объединенная Европа — это возможность заключить полезный для всех союз. Если угодно, союз их энергии и нашего опыта.