— Простите, ради Бога, не мое это дело, но слишком уж понравился мне ваш Тимур Александрович… Почему не он приехал за мной? Заболел или…
— Или, — кивнул хозяин, попрежнему улыбаясь. Но мне показалось, что добродушная улыбка превратилась в маску, под которой спрятано недовольство. — Тимур отправился выполнять другое задание, вот и пришлось послать за вами нелюдимого Серегу… Надеюсь, вы не заподозрили меня в расправе над вашим «приятелем»? Повторяю, я не убийца и не палач… Хватит об этом! — прихлопнул он ладонью по столу. Будто убил некстати появившегося таракана. — Думаю, у нас есть более приятные темы для дружеской беседы… Знаете, мне показалось, что вы несколько перебарщиваете в смысле секса. Ну, пара страничек — куда ни шло, сейчас это модно. Но когда сцены обольщения и соития занимают целые главы — извините, это дурно пахнет…
Я, конечно, принялся возражать, доказывать обратное. Мол, именно при сексуальном общении полнее раскрывается характер человека, проявляются его положительные и отрицательные черты. К тому же, по сравнению с другими авторами я — ангел, святой, невинное дитя.
Геннадий Викторович взял лежащую на столике мою книгу, принялся листать ее, выбирая места, отмеченные подчеркиванием и восклицательными либо вопросительными знаками. Я мельком увидел на полях короткие замечания. От множества закладок книга казалась раздутой, увеличенной в объеме.
Проспорили до обеда. Увлеченный защитой не просто написанного — выстраданного, я начисто позабыл о недавно сжигающем меня страхе расправы, бандитского беспредела. Иногда даже применял выражения, далекие от джентльменских.
А вот Геннадий Викторович не опускался до грубостей, был корректен и выдержан. Только иногда терял контроль над руками — выбивал по столу тревожную барабанную дробь. На подобии той, которая звучала в старое время на плацу при экзекуциях над провинившимися солдатами.
Уже прощаясь, я вспомнил о своих замыслах использовать «крышу».
— Простите, Геннадий Викторович… У меня есть маленькая просьба… Если ее выполнение вас не затруднит…
Я не играл и не кокетничал — мне было по настоящему неловко. Слишком уж резкий переход от разбора литературного произведения к нескромной просьбе. Как бы собеседник не посчитал ее настырной и не ответил соответственно. Почему-то мне страшно не хотелось разрушить хрупкий мостик, соединяющий меня с Доцентом.
Пусть он преступник, криминальный бизнесмен, возможно — убийца, но, вместе с тем — удивительно интеллигентный, обаятельный человек. Слишком редко встречается такое сочетание: преступник и эрудит, убийца и благожелательный собеседник.
Впрочем, почему я решил, что он убийца? Криминальные структцры многообразны, четко делятся по профессиям. К тому же, преступные деяния Доцента пусть разбирают следствие и суд. Если, конечно, Геннадий Викторович доживет до суда. Жизнь криминального бизнесмена коротка и непредсказуема: сегодня он купается в роскоши, лениво спорит по поводу театральных постановок и музыки Моцарта, а завтра — либо взорвут конкуренты, либо подстрелят при «попытке бегства» оперативники.
Сейчас я общаюсь не с главарем банды — с приятным человеком, милым и образованным. Беседа с ним доставляет мне неизменное удовольствие. В это время забываю о том, что разговариваю с преступником, с вором в законе, с человеком, который, возможно, является виновником смерти или страданий десятков, если не сотен, людей.
Геннадий Викторович взял меня под руку и возвратил к покинутым креслам. Разлил в хрустальные рюмки коньяк и только после этого возвратился к моей невысказанной просьбе.
— Слушаю вас.
Я рассказал об исчезновении внучки Сидоровых. Саму суть, включая убийство одного из двух телохранителей. Мои подозрения в адрес пасынка и неведомого пока мужика с проседью в волосах решил оставить при себе. Развернется Доцент, выйдет на след похитителей, если, конечно, состоялось похищение, а не добровольный переезд Верочки, скажем, к дальним родственникам, — тогда можно дополнить сегодняшнее откровение.
Доцент слушал меня, задумчиво постукивая ножкой хрустальной рюмки о стоящий рядом фужер. Мелодичный перезвон будто аккомпанировал моим словам, уменьшая напряжение и увеличивая смутную надежду.
— Надеюсь вы сами понимаете, сейчас ничего обещать не могу. Одно скажу: сделаю все возможное. У меня имеются довольно прочные связи с фирмами, которая занимаются… скажем, укомплектованием публичных домов. И в России, и за рубежом… Надеюсь, они не откажут в нужной нам с вами информации… Короче говоря, разберусь.
Я благодарно пожал холеную руку. С удовольствием обнял бы — побоялся, что это будет неправильно понято. Да и не привык я к сентиментальным порывам и слезливым излияниям.
— Спасибо, дорогой Геннадий Викторович… Удивительно, как вы — добрый и отзывчивый человек — можете…
Я замялся, не зная чем закончить начатую фразу. Страшно не хочется упоминать о «профессии» человека, который только-что пообещал мне помощь.
— … заниматься преступным бизнесом, — улыбаясь, договорил вор в законе. — Не стесняйтесь — не обижусь.