Карла Лавит, известная в прошлом киноактриса, прижав Раджана и еще двух молодых людей к стене своим необъятным бюстом, экзальтированно вспоминала: "Ах, какой это был год 1932! Я впервые в главной роли. А публика, публика - как раньше умели носить на руках своих кумиров! А год 1934 - какой это был необыкновенный год! Съемки в Испании, съемки в Швеции, съемки во Франции! Поклонники, поклонники, толпы поклонников - и каких! Бриллианты, манто, банкеты! А лучший в столетии год 1936! Я почти совсем еще девочка, он - звезда Голливуда самой, самой, самой первой величины! Разве теперь так любят!". Она умело сливала из пяти стаканов в свой уже отмеренное официантом виски и, кокетливо улыбаясь, выпивала "не испорченный содой чистый напиток" мелкими глотками. При этом успевала протянуть свободную руку за сэндвичем или кебабом или куском ветчины и говорила, говорила: "Вы Дугласа Фербэнкса помните еще, надеюсь..." С Беатрисой разговаривал неизменный спутник Карлы Лавит, небрежно одетый и поблекший от времени красавец Джеф Ройвилл, актер, сценарист, режиссер. "У Карлы вконец больные легкие и слабое сердце". "Да?" - недоверчиво протянула Беатриса, наблюдая за тем, как пьет скотч бывшая фаворитка Голливуда. Ройвилл проследил за ее взглядом, мягко взял под руку, прошептал: "Это муки великой актрисы, поймите! Ей, Карле Лавит, гениальной создательнице галереи образов - классических и современных - уже больше двадцати лет не предлагают ни одной роли. Да тут и муравьед запил бы". И, отпустив руку хозяйки, сказал: "Поверьте мне и ее врачам. Ей недолго уже осталось метаться по подмосткам жизни. Ее почитатели решили сохранить ее для потомства. Вы знаете, я уверен, что одна калифорнийская фирма замораживает тела только что умерших и помещает их в колумбарий, где они будут храниться при определенной температуре и влажности многие годы. Когда медицина будет достаточно могущественна, чтобы сделать нужные операции, тела разморозят и вдохнут в них жизнь". "Шарлатаны гарантируют невеждам бессмертие", спокойно подумала Беатриса. Вслух сказала: "Обещающая перспектива". "Многообещающая! - подхватил Ройвилл. - Только... - Он словно поперхнулся, откашлялся, замолчал, деликатно вытирая глаза уголком платка, элегантно уложенного в наружный нагрудный карман его потертого замшевого пиджака. "Итак?" - улыбнулась Беатриса. "Огромные деньги вот что нужно для осуществления этого замысла, - он всплеснул руками, уронил их вдоль тела, заискивающе засмеялся, хотя глаза оставались тревожными. - Да, огромные. Мы организуем сбор и к вам тоже решили обратиться". "Но у меня, какие же у меня деньги?" - на лице девушки появилось выражение искреннего изумления. "Сейчас объясню, - заторопился Ройвилл. - Вы...
прошу прощения. Господин Парсел, ваш папа - я уже несколько раз пытался с ним переговорить. Но его секретарь все время твердит одно "Мистер Парсел занят". Утром, днем, вечером один и тот же ответ. Мы, почитатели таланта мисс Карлы Лавит, хотим просить вас..." "Я поговорю с папой, - перебила его Беатриса. - Обязательно, это я вам обещаю". "Спасибо, мисс Парсел, как мы вам благодарны! И просьба, - он прижал руку к груди, просьба - это должно остаться в тайне. Мы не хотели бы травмировать актрису. Всякое может быть. Представьте, что мы не соберем необходимого количества денег..." "Сколько же это?" "Зависит от срока хранения тела в колумбарии. За первые десять лет и при условии полной гарантии сумма взноса будет близкой к миллиону долларов. Миллион!" Выражение лица Ройвилла было такое, словно он сам был виноват в столь непомерной цене. "Сколько вы ожидаете получить от моего отца?" "Тысяч тридцать. Может быть, больше. Наверно, это зависит от того, насколько он хорошо помнит Карлу. Ведь она, я надеюсь, уже была знаменитостью в его молодости..." К Беатрисе подошли две девушки. Рослая брюнетка была в полосатой красно-белой кепке, белом костюме - брюки клеш, красной рубахе, белых полуботинках. Низкая, полная шатенка куталась в зеленую шерстяную шаль, из-под которой выглядывала нежно-коричневая кофта. Такого же цвета макси-юбка скрывала коричневые туфли на очень высоком каблуке. Шатенка обняла Беатрису, прижалась щекой к груди. Брюнетка небрежно кивнула: "Опять вывозила Кейт на пленэр". "Ах, Венди, мы прелестно поработали, не так ли? твой пейзаж удался как нельзя лучше. А я, наверное, все же бесталанна". "Не хнычь, - грубо заметила Венди. - Поменьше надо мечтать, поактивнее кистью двигать. И фантазия совсем у тебя нет фантазии!" "А что, эта брюнетка вовсе недурна", говорил, глядя на Венди, знаменитый комик Боб Хоуп. Как всегда, он находился в окружении поклонниц, которые завороженно глядели ему в рот, предвосхищали каждое его желание. "Извините, боб, - костлявая девица подала ему стакан джина с тоником, надула губы. - Говорят, это две самые бездарные художницы на всем земном шаре". "И к тому же лесбиянки!" - добавила дама средних лет, презрительно искривив рот.