«Идем дальше, – сказал он себе, пытаясь снова ухватиться за нить своих размышлений. – О десантниках Роттенберг должен был узнать в первый же день их обнаружения. Единственное, чего он до сих пор не знает, – что цель группы парашютистов – влиться в отряд Беркута, усилить его, обеспечить радиосвязь с Москвой. Фронт приближается, и в Москве, среди прочего, заняты сейчас тем, как бы накалить страсти в районе Подольска, на подступах к фронтовой ставке Гитлера».
Покинув башню, Штубер поднялся на крепостную стену и несколько минут наблюдал, как, неуклюже переваливаясь, очередная тройка курсантов подползала к «железнодорожному полотну». В их задачу входило снять часового, захватить домик, уничтожить телефонную связь и парализовать работу участка железной дороги.
Глядя, как они бездарно пытаются справиться с ней, Штубер подумал, что очень скоро им придется делать все это уже в тылу у русских. Впрочем, как бы диверсанты ни овладели своим ремеслом, все равно это будет черновая работа. Главные умы разведки и диверсионной войны должны быть заняты анализом действий противника, чтобы побеждать в войне стратегии и тактики, войне интеллектов.
– Ганс! – окликнул он появившегося у башни денщика и начал спускаться со стены. – Свяжите меня с Роттенбергом!
63
В день, когда был похищен дуче, Уинстон Черчилль задержался в своем кабинете допоздна. К тому времени у него не осталось никаких срочных бумаг, он не ждал никаких звонков. И все же, погрузившись в глубокое кресло, он всматривался в пепельный зев камина с такой отрешенностью, с какой может ждать воскрешения огня разве что погибающий в лесу странник.
Что-то угнетало Черчилля. Для него не существовало тяжелее груза, чем груз предчувствий. А уж предчувствиям премьер-министр был подвержен с мистической неотвратимостью.
Время просачивалось сквозь песок вечности и растворялось в небытии. Оно уходило вместе с мгновениями жизни, потраченными на необъяснимые ожидания, а значит, впустую. Осознание этого в последние месяцы удручало премьер-министра все острее и острее. Как удручает каждого, кто решил для себя, что спираль его лет сжата до предела и рассчитывать на милосердие судьбы не приходится.
– Сэр, вас просит лейтенант Роусен.
Черчилль вздрогнул, открыл глаза и, упершись руками в подлокотники, удивленно взглянул на застывшего у двери секретаря.
– Что вы сказали? – с угрожающей медлительностью спросил он.
– Лейтенант Роусен, сэр. Простите, но он уверен, что это слишком срочно и важно.
Четыре шага, отделявшие его от письменного стола, Черчилль проделал, словно во сне.
«Неужели?!» – мысленно воскликнул он. И ничего больше, только это, понятное ему одному «неужели?!».
Он не зря верил в полковника О’Конелла. Тот обязан был совершить ради него то, что, казалось, совершить невозможно.
– Добрый вечер, сэр. Прошу прощения…
– Не расшаркивайтесь передо мной, как гувернантка, – довольно добродушно перебил его Черчилль.
– Срочная радиограмма от Ирландца.
– Ну так по тексту, по тексту… – подбодрил его премьер-министр, опасаясь, как бы лейтенант вновь не начал «расшаркиваться».
«Интересующий нас Паломник похищен и доставлен в границы рейха. Определить его более точное местопребывание пока не представляется возможным. “Евангелие” находится в руках сопровождающих его лиц. Это было выше моих сил, сэр. Ирландец».
Лейтенант давно закончил чтение, а Черчилль все молчал и молчал. То, что он только что услышал, казалось ему невероятным. Не далее как вчера из итальянской секции Сикрет интеллидженс сервис[89] ему подтвердили, что Муссолини все еще заточен в отеле «Кампо Императоре», на вершине горы Абруццо; и охрана его составляет более двухсот человек. Для посадки самолетов вершина горы непригодна. Чтобы взять ее штурмом, понадобилось бы смять сильную охрану у подножия подвесной дороги, а затем… А что «затем»? Какие силы нужно было забросить в итальянский тыл, чтобы захватить вначале саму вершину, а потом и выстроенный в стиле старинных замков отель с толстыми, почти крепостными стенами, каковыми они были в представлении агентов СИС?
– Что вы умолкли, лейтенант, словно скорбите на собственных похоронах?
– Жду приказаний, сэр.
– Я ведь приказал вам прочесть это послание еще раз.
– Простите, сэр, вы не говорили этого, – с непостижимым упрямством попытался отстоять справедливость лейтенант.
– Но вы все же не откажете мне в такой услуге… сержант Роусен.
Услышав свое новое звание, Роусен натужно прокашлялся и осипшим голосом прочел текст радиограммы еще раз. Если Черчилль все еще считал, что сержант скорбит на собственных похоронах, то чтение радиограммы должно было восприниматься им, как молитва за упокой.
– И ничего больше? Никаких дополнительных сообщений?
– Пока ничего, сэр.
– Где сейчас находится полковник О’Конелл?
– Не знаю. М-м… судя по всему, не в Англии, – спохватился Роусен. Черчилля ничего так не бесило, как это его «не знаю», поэтому обычно Роусен старался избегать его. – Что передать полковнику, когда он выйдет на связь?