Похищение Муссолини

Решительно пройдя между хозяином усадьбы и офицером, Курбатов, не дав никому из троих опомниться, проткнул старшего патрульного штыком и почти в ту же секунду ухватился за трехлинейку красноармейца, которую тот держал у ноги. Испуганно вскрикнув, солдат попытался спастись бегством, однако несколькими огромными прыжками Курбатов настиг его и пригвоздил штыком к стволу росшего у ограды дерева.

– Ротмистр! Князь! – услышал он, еще не опомнившись после схватки, приглушенный голос барона фон Тирбаха. – Где вы?

– Здесь он, здесь, – успокоил пришельца отставной хорунжий. – Красные напали. Вы-то кто? Откуда взялись?

– Подпоручик фон Тирбах. Устраивает?

– Тирбах? – удивился Хорунжий, добивая штыком корчащегося у его ног офицера. – Знал я одного Тирбаха. Лютый был генерал.

– О генерале потом, – вмешался Курбатов, опасаясь бурной реакции сына генерала фон Тирбаха. – Пока займемся бренными телами.

Втроем они посносили убитых в распадок, что находился в тайге неподалеку от руин монастыря, набросали веток и облили керосином.

– И ничего такого в вашей усадьбе не происходило, хорунжий, – проговорил Курбатов, устало глядя на разгорающееся пламя костра. – Вы, барон, соберите трофеи. Покажем Власевичу, что и мы свой диверсантский паек едим не зря.

Проходя мимо дома хорунжего, Курбатов еще раз увидел Алину. Фигура в белом четко выделялась на фоне огромного кедра, под сенью которого только что пролилась кровь.

«Троих убили и, не доведи Господь, одного зачал. Случаются же ночи…» – подумал ротмистр, мысленно прощаясь с молча провожавшей его казачкой.

59

Минут десять гауптштурмфюрер, закрыв глаза, молча, с упоением, как могло показаться со стороны, выслушивал оберштурмфюрера.

Он не перебивал. Скорцени никогда не проявлял себя как рассказчик, но слушателем был непревзойденным. Он умел заслушиваться так, что в какую-то минуту его гостю вдруг начинало казаться, будто это уже не рассказ, а покаяние. Тут бы говорить и говорить, завораживая и покоряя. Но, увы, уже все сказано. И появлялся страх: «Господи, так ведь действительно все сказано!» А останавливаться нельзя. Ибо спасение твое только в словах, только в твоем красноречии.

Уже нет сил, исчерпаны все возможные формулы, иссякла фантазия. Но как же страшна минута, когда этот исполосованный шрамами детина вдруг решит, что все, что ты мог сказать, ты уже сказал, и теперь настала его пора говорить. В самый неожиданный, неподходящий момент возьмет и взорвется своим тевтонским рыком.

Этот-то момент и настал.

– Но вы, лично вы, Гольвег, видели Муссолини?! Хотя бы издали? Хотя бы макаронный дух его – ощутили?! – обрушился на оберштурмфюрера камнепад увесистых, как булыжники мюнхенских мостовых, слов. – Я вас спрашиваю, Гольвег?

– Лично я – нет.

– Значит, вы его вообще не видели?

– Но, как я уже сказал…

Только теперь Скорцени оттолкнулся от спинки стула, наклонился к оберштурмфюреру и открыл глаза. В какое-то мгновение Гольвегу показалось, что содержимое бокала Скорцени вот-вот выплеснется на его лицо – такой убийственно презрительной высветилась для него улыбка начальника отдела диверсий управления зарубежной разведки СД.

– Что вы сказали? Вы уже успели хоть что-то сказать?

– Существуют доказательства…

– Х-хе! – тяжело выдохнул Скорцени, словно вырвался из холодной глубины водоворота. – Кто же тогда видел? Я спрашиваю: кто видел дуче на этом островке? Есть хоть одна живая душа, имевшая счастье лично лицезреть самого вождя нации?!

– Как я уже говорил…

– Вы еще ничего не говорили, Гольвег, – тихо, почти ласково, напомнил ему Скорцени. – Вы еще слова, того, нужного мне слова, не произнесли. Ни одного нужного слова, оберштурмфюрер. Поэтому начнем все сначала: кто, казни вас иезуитский палач, все же видел, хотя бы мельком, видел дуче? На Санта-Маддалене, на любом другом острове? Но уже после того, как его арестовали?

Не будь Скорцени его шефом, Гольвег врубился бы своим бокалом ему в переносицу – до того он ненавидел сейчас этого обер-диверсанта. Но, видимо, для самоубийства он еще не созрел.

– Такие люди есть. – Знал бы кто, какой силы воли стоил ему этот ответ. – Например, майор итальянской контрразведки Эльруччио. И уже упомянутый мною агент Могильщик. Который лично знаком с Муссолини.

– В таком порядке и я вздерну вас за перилами этой террасы. Если только обнаружится, что все доводы, все доказательства, с которыми я предстану перед фюрером, окажутся вашим блефом. Причем, уточняю, вас на всякий случай вздернут первым.

– Вот схема виллы, нарисованная Могильщиком. Здесь указана расстановка постов охраны. Кроме них, вилла опекается еще десятком тайных агентов в штатском. На острове почти вдвое увеличен гарнизон. Туда стянуты силы полиции, гвардейцев. У побережья курсируют пять катеров. Сама вилла способна выдержать довольно длительную осаду, если только обойдется без тяжелой артиллерии.

Какое-то время Скорцени молча изучал схему, потом достал из записной книжки небольшой снимок виллы «Вебер» и, положив его рядом с рисунком, сопоставил.

– Вы уверены, что могильщик – не подставное лицо?