Похищение Муссолини

– Я видел нового человека. Он уже здесь. Он живет среди нас. Он жесток и смел. Смел и жесток! Мысли человеко-червей земных нацелены сейчас на события, происходящие на фронтах. Их интересуют линии фронта, начерченные военными на картах, и списки погибших, публикуемые гробовщиками из бульварных изданий. Они видят только то, что способны видеть их глаза, а слышат лишь то, что творит молва и вещает толпе наша пресса. Они не способны проникнуться духом Парсифаля. Не способны воодушевиться космической энергией Вриля[58], – сотрясал фюрер поднятыми вверх кулаками, и Скорцени – незаметно для себя усевшемуся на подсунутое Хауссером кресло, или, может быть, насильно усаженному им – вдруг показалось, что вместе с содроганием рук его начали содрогаться своды замка, – эти человеко-черви не способны понять, что Германия ведет войну не только против наседающих на нее со всех сторон врагов… Что ее земная борьба ничто по сравнению с той, высшей, духовной, космической борьбой, которую ведут Избранные и Посвященные рейха за обладание энергией плотного воздуха[59], за право владеть знаниями Высших Посвященных[60], которые из всех народов по-настоящему познали и признали в качестве своих преемников только арийцев. Эти Высшие Посвященные уже вышли из недр Земли и соединились с Разумом Космоса. Они, только они, вступив в союз с нами, избранной расой, будут иметь право возродить нацию великих Гигантов. Но они ждут своего часа. Их приход невозможен до тех пор, пока мы, их избранники, их посвященные, не очистим планету от всего того, что способно загрязнять чистоту германской крови, не избавим мир от «существ, чуждых естественному порядку природы»[61]. Мы должны взрыхлить почву для того, чтобы возродившиеся в Тибете потомки Высших Посвященных Атлантиды смогли засеять ее семенами новой расы, новой космической цивилизации.

Гитлер выдержал большую тягостную паузу. Скорцени воспользовался ею, чтобы обвести взглядом присутствующих. Он мог поклясться, что ни один из них не замечает его сейчас.

«Гитлер сам пребывает в медиумическом трансе и вводит в него своих слушателей, – разочарованно сказал себе Скорцени. – Вот и вся “загадка фюрера”. И эта истеричка – вождь народа? Правитель огромной цивилизованной империи, стремящейся изменить существующий в Европе и во всем мире порядок? Ко власти в Германии должен прийти, наконец, тот самый “новый человек”, который пригрезился фюреру».

– Наша революция – есть новый этап, – взбодрил слушателей очередным извержением эмоций Гитлер. – Вернее, это есть окончательный этап революции, который ведет к прекращению хода истории.

«“К прекращению хода истории?!” – растерзал свои шрамы убийственной улыбкой гауптштурмфюрер Скорцени. – Бред. Любая попытка прекратить ход истории – всего лишь один из ходов этой самой истории. Германия достойна иного, настоящего фюрера. Не этого, иного, ей пока не сниспосланного, а посему – ты будешь служить этому фюреру, как обязан служить своей идее истинный рыцарь».

– Мир вступил на решающий поворот, – вещал тот, кто уже не сомневался в своем божественном предназначении. – Мы – у шарнира времени. На планете произойдет переворот, смысла которого непосвященные просто не в состоянии, не в силах будут понять. Происходит нечто несравненно более важное, чем обычное земное явление новой религии…[62]

«“Нечто несравненно более важное, чем явление новой религии” – вот, оказывается, в чем сущность, Скорцени, – сказал себе Отто. – Оказывается, фюрера можно воспринимать всерьез лишь до тех пор, пока видишь в нем Бога. Пока не задумываешься над целесообразностью его решений и самого его существования. Фюрер, его проповеди, вся наша национал-социалистская идеология – для обычного человека имеют смысл лишь до тех пор, пока он слепо верит, пока преисполнен фанатизма веры. Истинный верующий не должен подвергать сомнениям ничего из того, что составляет предмет его веры и его поклонения. Иначе он попросту перестает быть верующим. Однако не забывай: для тебя фюрер – это не ефрейтор Шикльгрубер, это идея тысячелетнего рейха».

7

Гитлер говорил еще несколько минут, но, поглощенный своими размышлениями, Скорцени почти не слышал его слов. Правда, это не помешало ему подхватиться вместе со всеми и, подняв руку в римском приветствии, прогромыхать свое зычное «хайль».

Трехкратное «хайль» умолкло, но посвященные СС все еще стояли, будто ждали чего-то. И не ошиблись. Именно теперь фюрер сказал то главное, ради чего все они и были собраны здесь.