Похищение невесты

— Если тебе не нравится эль, у нас есть сидр.

Джемма вздрогнула и пробормотала пару слов, которые ее брат совершенно не ожидал бы от нее услышать. Больше того, он пребывал в уверенности, будто она подобных слов не знает. Конечно, она научилась ругаться у его вассалов, но Керан, как и все мужчины, почему-то считал, что, когда мужчины сыплют непристойностями, женщины в доме должны быть глухи.

— Я жду только одного — чтобы солнце поскорее встало.

— Боюсь, долго придется ждать.

Гордон Дуайр прошел в ее комнату, держа в руке большую кружку. Джемма внезапно поняла, что кровать находится в той же самой комнате, всего в двадцати шагах. Башня Бэрраса была старомодной, без лишних перегородок. В более новых строениях приемную от собственно спальни отделяла бы стена. Почему-то ее очень взволновало присутствие постели и воспоминание о том, как ее тело реагировало на близость Гордона, когда она сидела в седле вплотную к нему.

— А мне казалось, что вы со мной распрощались. Что вам не по душе пришлась моя неосмотрительность.

Она поспешила отойти подальше от эля и кровати, перейдя в полумрак, куда почти не доставал свет свечей.

— Почему же ты оказалась вдали от дома?

Джемма почувствовала, что глаза ее изумленно округляются, и сделала еще шаг в темноту, чтобы спрятать от него свое лицо. Гордон поставил свою кружку на стол и наблюдал за ней исподлобья. У него были темные волосы, черные, как ночь, а вот глаза оказались ярко-синими.

— Не важно, что выгнало меня из дома. Важно, что я осознала, насколько это было глупо.

Одна темная бровь чуть выгнулась.

— Я слышал, что ты начала ездить верхом, когда умер твой отец. Думаешь, я не могу понять, что горе творит с человеком?

— Мне непонятно, почему вы решили, будто я могу поделиться с вами чем-то столь личным. Мы друг с другом практически незнакомы, сэр.

Он негромко рассмеялся и скрестил руки на груди, отчего его мышцы стали еще рельефнее бугриться под узкими рукавами камзола.

— Пусть так, но это не значит, что во власти горя я сам никогда не делал такого, о чем потом жалел.

— Такая откровенность делает вам честь, сэр. Выходит, все мы не безгрешны. — Она вдруг обнаружила, что уперла руки в бока, словно рассерженная жена, и поспешила их опустить, сцепив пальцы и постаравшись успокоиться. — Но почему-то я сомневаюсь, что езда верхом служит вам спасением, поскольку вы делаете это так часто.

Его лицо вдруг преобразилось, став преступно привлекательным: губы изогнулись в улыбке, блестящие глаза преисполнились чисто мужской радости.

— Ну, езда тоже бывает разная. Бывает такая, которая мужчине в удовольствие. Честно скажу, долгая и горячая езда мне нравится. И чем чаще, тем лучше.

Он намекает на постельные утехи! Его глаза при этом озорно горели, губы насмешливо улыбались.

У нее запылали щеки и рот открылся от изумления. Она закрыла его с такой поспешностью, что зубы щелкнули, однако ей пришлось бороться с желанием посмотреть в сторону кровати. У нее вдруг возникло острое желание узнать, как в ней будет выглядеть этот шотландец.

«Как будет ощущаться прикосновение его губ к моим»…

— Вы не имеете права судить мои поступки, сэр.

— Ты хочешь сказать, что мне не следует высказывать свое мнение, поскольку я и сам не безупречен?

Он пересек комнату, сократив разделявшее их расстояние, и его движения ее заворожили. Он с каждым шагом казался все более высоким и внушительным, но она застыла на месте, потеряв способность двигаться. Оказавшись так близко от нее, он вынужден был наклонять голову, чтобы по-прежнему смотреть ей в глаза.

— Милая, а ты разве сейчас не судишь мои пристрастия в езде?

К Джемме вернулась способность двигаться, и она судорожно сжала пальцами юбку.

— Не стала бы, если бы вы не были настолько неотесанны, что заговорили о подобном. Могу вас в этом уверить, сэр.

— Можешь меня уверить? Да неужели?

Он стремительно поймал ее руку. Его сильные пальцы обвились вокруг ее запястья, и он повернул ее кисть ладонью вверх, открыв нежную кожу.

— Отпустите меня и уходите. Нам не следует оставаться здесь одним.

— Еще не время. Мне сдается, что нам давно пора посмотреть друг на друга не издалека, а с более близкого расстояния.

У нее перехватило дыхание, а рот снова изумленно открылся.

— Вы… вы ведете себя возмутительно. Отпустите меня немедленно, слышите?

— Вот, милая, и это снова возвращает меня к тому, что я должен напомнить тебе, как неосмотрительно было выезжать из дома на закате.

Он чуть сжал пальцы у нее на запястье — только чтобы она на мгновение почувствовала боль. Стоило ее глазам расшириться от боли, он тут же ослабил хватку, хоть и не отпустил ее руки. То, как он читал по ее лицу ее чувства, странно сближало их. При этой мысли у нее на лице отразилось смятение.

— Вот видишь, выйдя из-под покровительства и защиты брата, ты должна сама справляться с тем, что с тобой происходит. Правила этикета и воспитания часто рассыпаются, если ты первая о них забываешь.

— Значит, я сама буду виновата в том, что вы пожелаете со мной делать?

Она потянула руку, но это было напрасными усилиями: он продолжал надежно ее держать.

— Да, милая.