Но что же случилось после того, как «пьяные» вырвали из рук Игоря Дмитриевича сумку? Догнал ли их Сапсанов? С чем пришлось столкнуться ребятам в масках?
Судя по звукам стрельбы, преступников все-таки повязали. А истерику Ксении можно было бы и не объяснять. Я хорошо помнила то, о чем нам рассказывали психологи во времена моего обучения в «Ворошиловке». Тогда речь шла о поведении освобожденных из плена людей. Оно могло быть непредсказуемым. Те, кто пережил похищение и провел какое-то время в плену, всегда нуждались в мощнейшей психотерапевтической помощи, и подходить к этому следовало самым серьезным образом. Прежними пережившие насильственное заточение люди уже не становились. Один из «психов» на лекции рассказывал, что некоторые освобожденные так и не возвращаются к нормальной жизни, хоть внешне про них этого сказать нельзя. Я очень надеялась на то, что дочь Игоря Дмитриевича сумеет задвинуть этот эпизод далеко-далеко, на самые задворки своей памяти.
Так, а что же с выкупом? Как бы меркантильно это ни звучало, но я не заметила в руках возвращающегося Сапсанова сумку с деньгами. Значит, воров он не догнал. А как же тогда состоялся обмен?
На обратном пути я решила связаться с Юлией. Вот уж кому абсолютно точно нужно было знать, что с ее ребенком все в порядке. Можно было бы заехать к ней домой, но тогда мне пришлось бы лгать, глядя ей в глаза, о том, откуда я узнала последние вести «с полей». Ей нельзя было рассказывать о том, где я провела сегодняшний день и что увидела. Нельзя рассказывать о выстрелах, которые я слышала; о дочери, которая вырывалась из рук отца, чтобы вернуться туда, где звучали эти выстрелы; о том, что Сапсанов строго-настрого запретил мне вообще общаться с матерью своей дочери на эту тему.
После того, свидетелем чему я оказалась, я и решила позвонить Юлии Олеговне, а не заезжать к ней домой. Она сразу же сняла трубку.
— Юля, это Женя… Да, это я. Хорошо, что узнали. Все закончилось, — без обиняков и приветствий изложила я. — Ксюша жива и, надеюсь, здорова. Я видела ее только издалека, но судя по всему, с ней все в полном порядке.
— Господи… — только и прошептала Юлия. — Девочка моя…
— Я думаю, что сейчас вам необходимо отдохнуть. Самое время, Юля. Не под парами настойки пустырника, не в неизвестности, а теперь уже с хорошими новостями. Дочь жива.
— Как это было? — спросила Юлия. — Как ее освободили? Где это было?
— Я не знаю всего, а объяснять слишком долго — я вас просто могу запутать. Скажу только, что в освобождении вашей дочки я не принимала участия, но видела ее после. В этом можете не сомневаться.
— Вы потом мне все обязательно расскажете, — твердо произнесла Юлия. — Потому что больше мне узнать об этом не от кого.
И хорошо, что никто не расскажет.
— Я помню, — ответила я. — И Игорю Дмитриевичу я не стану рассказывать, что с вами общалась. Как договаривались, можете быть уверены, он не узнает.
— Спасибо.
— Мне-то за что?
— За то, что вернули смысл моей жизни, — просто ответила Юлия. — За дочку. Спасибо.
— Пожалуйста, — пробормотала я. — Я вам позвоню попозже. Всего доброго.
Я подъехала к дому, но прежде чем подняться к себе на этаж, навестила своего спасителя.
— Ну и как поездка? Все в порядке?
Колян выглядел аки барин. Стеганый бордовый халат в пол, полосатые домашние штаны и кожаные тапки никак не вязались с его образом, в котором он пребывал ранее.
— Да ты прямо купчина из имения, — разобрал меня смех. — Сейчас выйдешь во чисто поле, будешь хвастаться хозяйством, курами, всякой домашней скотиной.
— А то, — соседушко с любовью огладил рукава. — Барин я молодой, отчего бы не побаловать себя всяким?
Я подавила смех. Нет, ну хорош ведь, не поспоришь.
— Дальше порога не пущу, — покачал головой Колян. — В моем имении всего пара комнат, а там такой бардак, словно я неделю бухал. Негоже такое юной деве созерцать.
— Дева переживет, — успокоила я его. — Но я не в гости пришла. Поездка состоялась, твоя машинка — просто класс. Я так понимаю, что она тебе не нужна была сегодня?
— Не-а, — беспечно отмахнулся Колян. — Я очень рано уезжаю на работу. Если ты застала меня в восемь утра, значит, у меня выходной. Но пришлось сегодня прожить сутки без машинки. Ничего, размял ноги, днем сгонял по делам на общественном транспорте, а потом пешочком. Хоть вспомнил, что такое свежий воздух.
— В такую погоду плохой хозяин и пса не выгонит, — заметила я.
— Меня пес и выгнал, представь. Друг уехал с невестой на какие-то моря, а псину свою на меня оставили. Теперь вот хожу туда, выгуливаю, кормлю и общаюсь с собакеном. Он рад мне. Наверное, даже хочет со мной жить.
— Далеко это?
— Другой конец города. Но я ж говорю — это собака. Друг человека. А я потренировался жить без машины. Ты там ничего не нарушила?
— Обижаешь, — протянула я. — Нарушения для слабаков. Я тачки сразу разбиваю.
— И то верно, для слабаков, — согласился Колян, принимая у меня из рук документы на машину и ключи. — Но если что, — подмигнул он, — то я знаю, где тебя найти, ты имей в виду.
— Проверим, — согласилась я. — Не думая, назовешь номер моей квартиры?