Похищение столицы

— Растолкуйте мне: что происходит в вашей милиции? Почему вы враждуете со Старроком?

Катя ответила не сразу. И ответила вопросом:

— Вы долго жили в Америке? И почему вы туда уехали?

— Я жил там три года. Нас, группу ученых-ракетчиков, гайдаровский министр послал в служебную командировку для оказания помощи американцам в каких-то космических делах. Институт наш закрыли, уникальное оборудование распродали, а мы оказались за бортом. Я в то время руководил лабораторией, был уже доктором наук и успешно налаживал особо важный проект. Полгода не получал зарплаты, родители страдали от безденежья,— я, конечно, принял приглашение, а там меня засадили за секретную программу по компьютерным операциям. Американцы — ушлый народ, они умеют смотреть далеко вперед; налаживали космические войны, а для этого им надо двинуть компьютерные дела. Вот я и двигал их, но главные секреты своих открытий оставлял у себя, припрятывал для России. Ну, если рассказывать все подробности — долгая история! Дружки мои Кахарский и Фихштейн кое-что прознали о моих достижениях и стали уговаривать меня работать с ними. Достали нужные документы, организовали побег из Америки. Они скоро и сами приедут в Россию. Г оворят, что сейчас здесь у нас создаются для них еще лучшие условия, чем в Америке. Там у них схвачена не вся полиция, а здесь, говорят, и милиция у них в кармане. Ну, вот я и здесь. Едва сошел с самолета, попал в объятия к Старроку. Говорю вам, а сам думаю: «А зачем я ей все это рассказываю?.. Она — человек Старрока и завтра же все ему передаст».

Он замолчал и склонил над коленями свою тяжелую, густо заросшую льняными волосами голову. С северо-запада на лес надвинулась туча, и ночь помрачнела до чернильной темноты. Спутники уж и не видели друг друга, а лишь угадывали силуэты.

— Темень-то какая, а?.. Хоть глаз коли. Поди ведь страшно вам?

— Нет, нисколечко.

— Ой ли! Так я вам и поверил. Я ведь для вас совсем незнакомый человек. А, может, и не человек вовсе, а чудовище. Недаром же зарос весь, как обезьяна.

— Не застращаете. Не боюсь я вас.

— Ишь, слово какое: не застращаете. Откуда знаете? Чай в деревне жили.

— Нет, не жила в деревне. Читала много.

— Так совсем меня не боитесь? Вдруг насильник какой. Или убийца?

— А вам не стыдно... пугать меня?..

— Стыдно. Не буду больше. Не буду. Простите. Вот такой я — пустой и глупый, как барабан. И зря вы со своим Старроком в меня вцепились. Теперь-то уж, видите, наверное, что никакой я не гений. И уж, конечно, не компьютерный волшебник. Кое-чего смыслю в них, в этих маленьких машинках. Но кое-что — и только. А вы тут черт-те чего забрали в голову. Вот оставлю вас с носом — будете знать. Нашли кому поверить: Сене Фихштейну да Мише Кахарскому. Это они Старроку все наплели. Кахарский и Фихштейн. Да это и не люди совсем — жулье мелкое. Не работают нигде и ни к чему не способны. Живут на стипендию Льва Толстого — чудака нашего, русского. Я бы о нем сказал: с придурью был старик, да нельзя, Толстой ведь! О нем Ленин вон как написал: «Зеркало русской революции». А какое же это зеркало, если он в революции главного действующего лица не увидел — еврея. И во всех своих романах и рассказах еврея в упор не замечал. Выходит, слеп он был, или глуп, или бесчестен.

— Толстой-то в свое время самым умным писателем на планете числился.

— Именно, числился. В наше время и Солженицына многие таковым числят. А в Америке его мерзавцем называют, потому как Родину свою и народ русский грязью мажет. Толстой не мазал, но зато евреев любил. И женат был на еврейке. А однажды письмо в защиту евреев написал. Но тут же опомнился и помчался на лошади в Тулу на почту. Там письмо-то еще не успели отправить, так он и забрал его. Вон ведь какую глупость чуть не отмочил! Глупый он человек, хотя и очень умный.

— Как же это так: глупый и умный одновременно?