Похищение свободы

— Немедленно дать приказ о прекращении огня и заключить мир с Армасом, Перифой дал согласие выступить в этом деле посредником. Твою партию, Хакобо, и либералов они не тронут — он дал мне это понять, вернее, заверил меня в этом, а вот с красными придется порвать. «Америка полна твердой решимости покончить с этим. Она не потерпит никакого коммунистического вмешательства в дела Запада» — это его слова. Они требуют поскорее покончить с Народным фронтом, а в остальном все будет по-старому.

— Ты веришь в это? — спросил президент.

— Мне очень жаль, но другого пути я не вижу, — ответил Диас. — Воздушные налеты и кровопролитие на фронте необходимо прекратить. Перифой держит Армаса в руках, и, если тот вдруг заартачится и откажется заключить с нами соглашение о прекращении огня, они просто прекратят поставки оружия. Армас должен остановиться на той линии, где сейчас находятся его войска. Безоговорочной капитуляции, которой он так добивается, мы никогда не подпишем. Напротив, Перифой вынудит его распустить формирования бандитов сразу же, как только мы примем их предложения.

— Значит, ты веришь в это… — тихо повторил Арбенс.

— Либо война, либо мир! — воскликнул Диас. — Решение этого вопроса зависит только от тебя.

Президент посмотрел на карту. Голубые флажки торчали на том же месте, что и в четверг. Но он знал, что они там не останутся. Они переместятся влево, в сторону столицы, или вправо, за пределы страны, однако совсем с карты не исчезнут. Представитель США лгал, когда обещал это. Ни американское правительство, ни заправилы бананового концерна не удовлетворятся победой наполовину, им подавай все.

— Перифой просит тебя действовать так, как желает армия, — снова заговорил Диас каким-то странным, словно извиняющимся тоном. — Сам он высказался за то, чтобы ты объявил о своей отставке не позднее шестнадцати часов.

— В пользу кого?

— Пока положение в стране не стабилизируется, в пользу группы националистически настроенных офицеров.

— Их имена?

— Полковник Монсон, полковник Гусано… Полностью список еще не готов, Хакобо… Я, разумеется…

Резко зазвонил стоявший на письменном столе президента телефон. Арбенс поднял трубку и назвал себя, и, чем дольше он слушал, тем сильнее бледнело его лицо.

Диас всем корпусом подался вперед.

Наконец Арбенс заговорил:

— Я понимаю. Нет, никакого сопротивления оказывать не надо. В стране и без того пролилось много крови… Попросите вышестоящих господ не мешать мне… Я как раз веду переговоры с полковником Диасом… — Он положил трубку на рычаг.

Диас встал:

— Что случилось?

— Группа вооруженных офицеров намеревается захватить президентский дворец. У них имеются даже ручные гранаты, которых так не хватает на фронте… Полагаю, Энрике, ты об этом ничего не знал, не так ли?

— Готов поклясться, что нет. Я спущусь вниз и постараюсь привести их в чувство… — Он направился было к двери, но Арбенс остановил его:

— Не стоит этого делать, — и устало добавил: — И пусть охрана не вздумает открывать по ним огонь. Не хватало еще, чтобы во дворце началась перестрелка. Я не хочу, чтобы мое президентство так скверно закончилось.

— Значит, ты согласен с моим предложением, Хакобо? — уточнил полковник. На этот раз в его голосе чувствовалась теплота, а в глазах появился радостный блеск. — Ты передашь всю полноту власти армии до шестнадцати часов, не так ли?

— Какую власть? — словно ничего не понимая, пробормотал президент.

Возникла пауза. Арбенс был бледен как полотно. Чувствовалось, как нелегко ему принять решение.

— Я сдаюсь, — произнес президент после долгой паузы, — но при условии, что ты добьешься заключения перемирия. Нельзя допустить, чтобы Армас ворвался сюда со своей ордой: мы все хорошо знаем, чем все это может кончиться.

— Клянусь тебе от имени армии! — патетически воскликнул полковник Диао. — Мы не потерпим ни его, ни его бандитов.

— Вы должны продолжать борьбу до тех пор, пока не убедитесь, что представители либеральных партий останутся в правительстве. Так вам удастся избежать самого худшего. А если я оказался на вашем пути… Моя персона не столь важна, чтобы из-за нее страдало общее дело. Только я сомневаюсь, что дело во мне.

— Благодарю тебя, Хакобо! За время своего пребывания у власти ты подавил три десятка различных путчей, и сегодня ты спас нас от нового путча. Представляю, что творится сейчас у тебя на душе. Ты всегда был патриотом нашего отечества. И знай, мы не пустим Армаса в этот дворец.

— Ровно в шестнадцать я не могу объявить о своей отставке, — начал Арбенс. — После стольких лет борьбы… взять и просто так уйти с поста. Понимаешь… вы должны дать мне возможность попрощаться…

— С кем попрощаться?

— Ты не поверишь, Энрике, но я хочу попрощаться с народом, — горько усмехнулся Арбенс. — Я подготовлю речь, а вы дадите мне возможность произнести ее по радио. Как только я это сделаю, сразу уйду в отставку.

Диас ошеломленно взглянул на него. Зачем ему, почти свергнутому, понадобилось обращаться к народу? Такого ни один президент никогда не делал.