Похищение века

- Да я не об этом, Татка. Готов допустить, что все это так, как ты говоришь. Но что это за месть такая - украсть у Мартинеса плащ Радамеса? Дальше-то что? На что он рассчитывал? Что собирался делать с плащом положить под половицу в своей конуре и время от времени любоваться, злорадно потирая руки? Или устроить "аутодафе" в мусорном бачке, представив, что сжигает на костре самого Мартинеса?..

- Не смейся, Серый. Черт его знает, чего он хотел! Я думаю, он не такой идиот, чтобы украсть плащ "насовсем". Наверное, в конце концов собирается его каким-то образом вернуть. Может быть, рассчитывал на скандал, он же знает, что это для испанца смерти подобно. Может, надеялся, что без своего талисмана Мартинес откажется петь Радамеса...

- Ох, Татка... "Может быть", "наверное", "черт его знает"... Черт-то, может, и знает, но знать обязаны мы с тобой! Положим, конечно, человечка я к Лебедеву сейчас приставлю, и на камеры хранения руководство мне, положим, даст "добро", но...

Что, если это тоже "пустышка", а? Как и Хосе-Кащинский? Что, если мы грохнем на твоего Лебедева кучу времени и казенных средств, а он в конце концов нам представит твердое алиби на время похищения? И назовет квартирку в том самом доме рядом с гостиницей, из которой он вышел вчера без пяти восемь вечера? Что тогда?

- Что тогда? Не знаю, майор. Для меня, например, никакого "тогда" быть не может. Я уверена, что это сделал Лебедев, а значит, должен быть способ его прищучить, и мы с тобой обязаны его найти. И еще я знаю: кто не рискует, тот.., не продвигается по службе!

- Спасибо, утешила. Ладно, старушка, спокойной тебе ночи. У меня-то ее, конечно, не предвидится. Пусть тебе приснится один из твоих вещих снов!

В трубке раздались короткие гудки, и я с сердцем бросила ее на рычаг. А злилась я потому, что майор был во многом прав.

Заразившись сомнениями Серого, я в дурном расположении духа проглотила бутерброд с колбасой и налила себе горячего чаю, чтобы запить им бутерброд с сыром. Но тут мне пришлось снова топать к телефону. Я услышала голос на другом конце провода - и мое сердце затрепетало от надежды...

- Таня, наконец-то вы взяли трубку! Целый час не могу до вас дозвониться, уже хотел отправляться на поиски...

Было бы неплохо, подумала я.

- Да, пришлось дать подробный отчет нашему другу майору.

- Как ваша идея, из-за которой вы даже не дослушали "Онегина" до конца?

- Идея получила полное подтверждение. И это нужно было сделать, пока "Евгений Онегин" находился в театре.

- Ах, вот оно что... Так вы нашли доказательства?!

- Ну, доказательствами их называть слишком громко, скорее - косвенные подтверждения.

Но я уверена, Мигель, что он - именно тот, кого мы ищем. Завтра постараюсь развить успех.

- О Господи! Кто бы мог подумать, что это...

Ладно, Таня, Бог с ним, с моим старым знакомым.

Меньше всего мне сейчас хочется думать о нем.

- А о чем вам хочется думать, Мигель?

- О вас, Таня. О нас...

- И что же вы думаете о нас?

- Таня, я хотел... О madre mia, не знаю, как сказать...

- Да-да?

- Я надеялся, что вы.., что мы...

- Что же, Мигель?

- Нет, Танечка, ничего! Я не должен был...

Простите меня! Спокойной ночи. Простите...

Он осторожно положил трубку, чувствуя себя, наверно, ужасно виноватым. Я швырнула свою еще яростнее, чем после разговора с Кедровьм.

Нет в жизни счастья!

Мигель опять струсил. Чай остыл.

Я злобно выплеснула "ослиную мочу" в раковину, чуть не разбив при этом чашку. И в растрепанных чувствах без чаю завалилась в постель, в полной уверенности, что от расстройства мне теперь полночи не сомкнуть глаз.

Через пять минут я уже спала. Хороша бы я была, если б "дядя" сказал мне, чего он хочет, а я согласилась бы!

Глава 8

Увы, вещий сон мне под четверг не приснился. По-моему, не приснилось вообще никакого.

Предыдущий денек выдался не то чтобы очень тяжелый (у меня случались и худшие), но какой-то хлопотливый. Поэтому я продрыхла без задних ног до половины десятого, не позаботившись получить от своего подсознания какую ни есть подсказку.

Девять тридцать для меня далеко не предел, и я бы, конечно, спала и дальше, если бы с вечера догадалась отключить телефон. Но когда я веду дело, да еще такое, где счет идет на дни и ночи, подобной роскоши я себе не позволяю.

- Вставай, поднимайся, рабочий народ! - приветствовал меня Сергей Палыч Кедров.

В голосе майора я не услышала радости по поводу пробуждения нового дня.

- Ты, конечно, еще не ознакомилась с сегодняшней прессой?

- Какая там пресса, Серый, дай я хоть глаза продеру...

- Не волнуйся, продерешь сразу же, как только прочитаешь заметку на первой полосе "Тарасовского вестника"!

"Тарасовский вестник" был наиболее скандальной газетенкой из всех местных изданий, но по этой самой причине пользовался среди обывателей наибольшей популярностью. В народе его ласково называли "Тарасовским брехуном", и частенько это имя соответствовало содержанию. Но "Брехуна" все равно читали.

Серега оказался, как всегда, прав, одно упоминание о заметке в этом "желтом" листке живо привело меня в чувство.

- Не может быть, Сергей! Неужели утечка?!