Похищенная

Я старалась быть терпеливой, когда Гари просил меня описывать одни и те же вещи снова и снова, потому что знала: они испытывают большие трудности, стараясь установить личность Выродка. В картотеке его отпечатков пальцев не было, и это тоже не облегчало задачу. Они взяли образец его ДНК, но Гари сказал, что это может пригодиться только в том случае, если его будет с чем сравнивать, так что в этом вопросе они особо не продвинулись. Лицо Выродка после пребывания в металлическом сарае на жаре выглядело не самым лучшим образом, так что они сфотографировали его и сунули снимок на обработку в компьютер, но все равно каких-то продуктивных зацепок получить не удалось. Когда я спросила о карте зубов после посещений дантиста, Гари ответил, что ничего определенного там нет. Даже фургон им не помог. Он был украден, как и номера с другой машины, с парковки перед местным универсамом, не оснащенной камерами видеонаблюдения.

— Вы думаете, когда-нибудь удастся установить, кто это был? — однажды спросила я. — Или кем были другие девушки, на которых он нападал?

— Нам может помочь все, что вы вспомните.

Я села так, чтобы смотреть ему прямо в лицо.

— Не нужно цитировать мне строчки из руководства по подготовке полицейских — я хочу знать, что вы об этом думаете. Что вы думаете на самом деле.

— Если честно, то я не знаю, Энни, но я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы получить ответ на этот ваш вопрос. Вы того заслуживаете. — В глазах его светилась решимость, какой я раньше у него не замечала. — Было бы намного проще, если бы во время наших с вами разговоров здесь не было вашей мамы. Вы согласны со мной?

— Да, ужасно тяжело говорить о таких вещах в ее присутствии.

Когда мама, вся пропахшая сигаретным дымом, вернулась, Гари сказал:

— Думаю, будет лучше, Лорейн, если я буду проводить допросы один, без вас.

Она взяла меня за руку и сказала:

— С Энни должна быть ее семья.

— Все это слишком тебя расстраивает, мама. — Я пожала ей руку. — Со мной все будет хорошо.

Она смотрела то на меня, то на Гари.

— Ладно, если ты сама так хочешь, Мишка Энни, но если мы с Уэйном тебе понадобимся, мы здесь, за дверью.

За беседами с Гари и врачебными процедурами следующие несколько дней прошли как в тумане. Дело осложнялось тем, что меня не отпускали из больницы, потому что, кроме всего прочего, мой организм был обезвожен. После потери сознания в полицейском участке и моей реакции на это в больнице врачи опасались, что я могу представлять опасность для себя самой, и хотели на некоторое время оставить меня на обследование. Но после нескольких ночных кошмаров и еще одного приступа паники, спровоцированного беседой с Гари, они начали экспериментировать с моими дозами — я то приходила в себя, то отключалась, и мне стало намного труднее отличать сны от реальной жизни. То я слышала крик ребенка и думала, что они нашли мою девочку, то, проснувшись и увидев склонившегося надо мной доктора, я принимала его за Выродка и отталкивала. Я снова стала жить в постоянном страхе, потому что из-за лекарств теряла последнюю возможность контролировать себя.

Среди всей этой бесконечной неразберихи с вопросами, сверхвниманием мамы и докторами, которые с готовностью и удовольствием накачивали меня медикаментами, и состоялась наша первая после долгой разлуки неловкая встреча с Люком. Кристине удалось избежать аналогичного приема с моей стороны, потому что в тот момент она была в круизе по Средиземному морю. Навестила меня и тетя Вэл, которая привезла громадный букет цветов, но мама допустила ее поговорить со мной всего на пятнадцать минут, после чего заявила, что я нуждаюсь в отдыхе. Собственно говоря, мне тетя Вэл показалась более внимательной, чем обычно, она даже спросила, может быть, мне что-то нужно, «вообще что-нибудь». Она, должно быть, сказала что-то такое, что взбесило мою маму, потому что больше до своего возвращения домой я ее не видела.

Примерно дней через восемь мама и Уэйн уехали обратно в Клейтон-Фолс — жить в гостинице было для них слишком накладно. Когда они уехали, я поняла, что, после того как я отпустила маму, решать, что для меня лучше, будут теперь копы и доктора. Это было время, когда я и сама приняла несколько важных решений.

На следующее утро я сказала медсестре, что больше не буду принимать успокоительное. Вызванный ею доктор заявил, что либо я принимаю эти лекарства, либо соглашаюсь показаться психотерапевту. До этого момента я отказывалась встречаться с ним, но теперь уже должна была соглашаться на что угодно, лишь бы только переломить эту невыносимую ситуацию.