Похищенная

— Не знаю. Наверное. То есть, есть ли в этом смысл? Ты не похож на того, кто проявляет милосердие. — Он не перебивал меня, а мне нечего было бояться. — И зачем мне знать, кто заказал меня? Не думаю, что от этого мне станет легче умирать. Я знаю, кто мой отец, и знаю, какие последствия может нести его род деятельности. Я не тупая, мистер сама привлекательность.

— Мистер сама привлекательность? — в его голосе сквозило удивление, но лицо оставалось непроницаемо серьёзным, бледным и на самом деле привлекательным, либо у меня напрочь отсутствовал вкус.

— Я не знаю твоего имени.

— Николас.

— Ты грек?

— Ты индианка?

— Один ноль в твою пользу, Николас.

А дальше, о святые угодники, он улыбнулся, в смысле не так, как улыбаются обычные люди — широко и при этом показывая зубы, а сдержанно, едва приподняв уголки губ вверх, которые, впрочем, тут же вернулись на место.

Этот мудак определенно любил выигрывать, и этот счёт был лишним тому доказательством. А ещё он не любил торопиться, потому что я до сих пор была жива.

— Ты ведь не будешь убивать меня здесь? — зачем вообще я задала этот глупый вопрос, ведь он не был похож на человека, любящего стирать мозги со стен. Слишком аккуратен и чистоплотен, судя по вылизанной дочиста квартире, ванной, наверняка его трудом вернувшей былой стерильный вид.

— Не буду, — он посмотрел на меня с долей задумчивости, и это навело меня на мысль, что мне удостоится сгинуть где-нибудь среди здешних достопримечательностей, в каком-нибудь из заброшенных зданий, в лабиринтах подвалов, которые станут моим пристанищем на целую вечность.

Становилось ещё более тоскливо и, чтобы не пустить слезу прямо при нём, мне пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки и опустить голову, дабы не видеть его холодного, совершенно ледяного безразличия к моим стенаниям. Милосердием он действительно не отличался, как и чувством такта.

— Салфетки там, если ты вдруг надумаешь устроить истерику, — Николас встал со стула, неловко припал на левую ногу и схватился за бок. Я едва сдерживалась, чтобы не подставить ему подножку и не разбить его голову о блестящий чёрный пол.

К сожалению, в этом тоже не было смысла, разве что я продлила бы свои страдания и умерла уже голодной, мучительной смертью, а не быстрой и безболезненной. Так что, если подумать, пуля в голову, ну или в сердце, не самая страшная смерть.

Спасибо, Николас, низкий тебе поклон.

— Я спать, — прошипел он сквозь зубы, взяв со стойки пистолет и, не оборачиваясь, направившись в сторону спальни.

Я изумленно подняла голову и, как идиотка, уставилась ему между лопаток. Его действия шли в разрез со всеми мыслимыми законами логики, кодексом убийц, если таковой вообще имелся, и я начала сомневаться в его адекватности, напрасно надеясь сдержать свой непослушный язык.

— А я? Разве ты не хочешь как можно быстрее получить свои деньги?

— Так не терпится умереть, Лалит? — Неправильное ударение резануло по ушам, и я закатила глаза, подгребая бумаги, лежащие на стойке, ближе к себе. Всё же интересно узнать, что они на меня накопали.

— Я Лалит, Ла-лит, ударение на букву "и".

— Неважно, не вздумай шуметь, — он уже дошёл до комнаты, и с моего места я могла видеть как поднялась его рука, чтобы схватиться за ручку двери.

— И ещё, можно я воспользуюсь твоим душем? После таких снов я до сих пор влажная, если ты понимаешь, о чём я.

Его пальцы сжались в кулак, замерев в нескольких дюймах от ручки.

Я услышала тихие ругательства и прикусила язык.

Рука до сих пор не двигалась, словно мистер сама привлекательность раздумывал над тем, а не убить ли меня прямо сейчас, тем самым избавив себя от глупых вопросов и интимных подробностей.

Я напряглась, прислушиваясь к наступившей тишине, а потом вздрогнула, когда он быстро зашёл в свою спальню и громко хлопнул дверью. Раздался характерный звук брошенного в стену предмета, и я вспомнила о его многострадальном пистолете, с ничуть не завидной участью, чем у меня.

Разрешения он мне, кстати, так и не дал.

Но это вряд ли остановит меня в последний раз насладиться душем.

— Спокойной ночи... Николас.

***

На самом деле всё это было довольно-таки нелепо, до смешного нелепо: вся эта ситуация с заказом, поведение мистера сама привлекательность, да и моё тоже. Было странно раздеваться в его ванной и рассматривать себя в зеркале — ненакрашенную, бледную, так не похожую на меня, словно там, в отражении, и была настоящая я, всё это время ищущая своё место в жизни, и наконец нашедшая, как это не прискорбно звучало, в смерти. Будто все мои попытки убежать от себя за последние два года и должны были привести меня сюда, в это жуткое место без окон, без выхода, с хозяином-мудаком, в руках которого была моя жизнь. И всё же это не делало его злодеем-социапатом в моих глазах, ведь это была всего лишь его работа, скорее главным злодеем во всей этой истории был заказчик, по каким-то причинам решивший от меня избавиться.

Впрочем, даже это меня мало интересовало.