Похищенная

Аллард несколько секунд смотрел на нее, потом запустил руку ей в волосы и начал медленно перебирать, пропуская шелковистые пряди между пальцев.

— У тебя очень мягкие волосы, — услышала она его голос. Тон амона звучал задумчиво и отстраненно, будто мыслями он был где-то далеко, за сотни световых лет от этого места. — И длинные. Они похожи на шелк Таан-Ра. Мне нравится ощущать их в руках. Нравится, как они скользят между пальцев, гладкие и прохладные.

Инга задрожала, кусая губы.

Внезапно он резко посмотрел на нее и совсем другим тоном спросил:

— А ты, ливарри, что чувствуешь ты? Тебе нравится, когда я касаюсь тебя?

Это был риторический вопрос. Но тон, которым он был задан, заставил Ингу внутренне сжаться.

— Зачем вы делаете все это со мной? — прошептала девушка, ни на что не надеясь.

И почувствовала, как адмирал погладил ее кончиком пальца по щеке.

— Я бы хотел поступить с тобой иначе, ливарри. Поверь, мне это тоже не приносит особого удовольствия. Но иначе нельзя.

— Почему?

— Твое человеческое тело не приспособлено для жизни со мной. Ты слишком хрупкая. А я не хочу тобой рисковать.

— Но… я же клон… — Инга запнулась. Вот, опять он намекает на какие-то отношения. Она закрыла глаза. — Почему вы изначально не создали меня такой, как вам нужно? Я уже ничего не понимаю…

— Тебе и не нужно, ливарри, — он снова погладил ее. — Я позабочусь о твоей безопасности. Когда мы прибудем на Альфу, к твоим услугам будут лучшие слуги, лучшие учителя. Я хочу, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

— Вы так заботитесь о своей сексуальной игрушке?

Аллард почувствовал горечь в ее словах и помрачнел. Сказать правду сейчас? Нет, это слишком опасно. Он должен быть уверен в том, что доставит ее на Альфу в целости и сохранности.

— Я забочусь обо всех своих игрушках, — сухо произнес он. — Скоро ты сможешь выйти из адаптационной камеры, но твои передвижения по кораблю будут ограничены ради твоей собственной безопасности.

Эта адаптационная камера стала для Инги тюрьмой. Своеобразным террариумом, в котором ее держали, как неведомую зверушку. Каким-то способом тарианцы смогли полностью воссоздать ее спальню и личные вещи, но воздух здесь был прохладнее и суше, чем на Земле. А еще инфра-душ и утилизационный бокс отличались от тех, к которым привыкла Инга.

Но самым неприятным было то, что стены камеры по приказу амона меняли свою молекулярную структуру, становясь то прозрачными, как стекло, то плотными, как бетон. Даже стоя в капсуле инфра-душа Инга не могла быть уверена, что сейчас не окажется перед взглядом своего мучителя. Это не давало расслабиться ни на минуту.

И вот теперь он ей говорит, что она сможет выйти… Но, похоже, не слишком рад такой перспективе.

— Боитесь, что я вскрою аварийную капсулу и улизну? — не выдержав, Инга послала ему кривую усмешку.

— Не боюсь, — все такой же бесстрастный тон. — Капсулы закодированы, к тому же ты больше не человек. Если думаешь, что сможешь вернуться на Землю — забудь. Сама атмосфера этой планеты теперь для тебя враг номер один. Ты умрешь, не успев сделать и вздоха.

Он замолчал, давая понять, что разговор окончен.

Но Инга сознательно пропустила этот намек.

— Зачем вам клон с прошлым и памятью? — она должна докопаться до правды. — Почему мне не стерли воспоминания? Чтобы сделать пытку еще изощреннее?

На ее ресницах сверкнули злые слезы, и она резко вскинула подбородок вверх, чтобы скрыть этот знак слабости и поражения. Но одна слеза все же сорвалась.

Аллард проследил взглядом, как соленая капелька стекла по щеке девушки к подбородку, оставляя за собой влажный след.

Благородным амонам не пристало испытывать какие-либо чувства. Чувства — это атавизм, присущий отсталым расам и низшим кастам. А сердце амона должно быть свободно. Точнее, у него вообще не должно быть этого сердца. Только холодный рассудок, расчетливый ум, сила и власть.

А эта землянка заставила его усомниться в себе. В своей непогрешимости.

— Скоро узнаешь, — произнес он, отрывисто и резко поднялся. — Если выживешь.

Глава 8

На следующий день после разговора в лаборатории Инге принесли новую одежду.

Эта одежда отличалась от той, к которой привыкла девушка, и больше всего напоминала пеньюар из тончайшего белоснежного шелка.

Края этого пеньюара были оторочены яркой пурпурной лентой, к нему прилагался широкий кушак, полупрозрачная кружевная сорочка, тоненькие чулки, мягкие туфли без задников и что-то вроде плаща из серебристой струящейся ткани. Этот плащ был оснащен широким капюшоном и единственной застежкой-фибулой под горлом. Судя по просторному крою, он должен был лечь свободными складками и укрыть всю фигуру до пят. И никакого белья.

Инга недоуменно моргнула, когда три молчаливых мужских фигуры в одинаковой экипировке разложили одежду на ее кровати и развернулись, чтобы уйти.

— Это что? — пробормотала она, осторожно присаживаясь на краешек. Протянув руку, пощупала шелк. — Я должна это надеть?

Разумеется, ей никто не ответил.

Такое откровенное игнорирование одновременно и пугало, и раздражало. А еще злило.