Похищенная, или Красавица для Чудовища

Слова эти, оброненные сгоряча, прозвучали как гром среди ясного неба. Флоранс застыла на нижней ступени, точно окаменев. Бледная, терзаемая яростью, сжигаемая ревностью. Она и раньше догадывалась, что Мишель была интересна ее жениху, а сегодня на помолвке подозрения только усилились. Когда Галену казалось, что никто на него не смотрит, он искал глазами Мишель, а отыскав, подолгу не отводил от нее взгляда. Такого, какого никогда не дарил своей невесте. Взгляда, полного неутоленной жажды.

Желания.

Напряженную тишину развеял тихий голос Аделис Беланже:

– Пойдем со мной, Мишель. У нас с отцом есть для тебя новость.

Той ночью родители отправили Мишель спать в комнату к Элиз. После того как вынесли свой вердикт: средней Беланже надлежало уже завтра уехать в Доргрин – маленький городок на окраине графства, где жили их родственники, тетушка и дядюшка Шеналлы. По мнению Мишель, самые скучные люди на свете.

Да и захолустье их – так пренебрежительно отзывалась о Доргрине Мишель – было ничем не лучше. Три кривые улочки, пара магазинов да один салун, в котором дядя Эмерон любил просиживать за игрой в карты, где чаще проигрывал, чем выигрывал, доводя тем самым свою вечно всем недовольную супругу до нервного срыва.

Даже один день в обществе не самых любимых родственников казался Мишель хуже пытки. А уж уезжать сейчас, когда она решила во что бы то ни стало отвоевать Галена… Боль хищным зверем вонзила когти в сердце девушки, из глаз помимо воли брызнули слезы.

– Вы… вы не можете так со мной поступить.

– Так будет лучше для всех.

Глядя в суровое, изрезанное морщинами лицо отца, Мишель зарыдала еще отчаяннее. Вальбер Беланже редко проявлял характер, почти никогда не гневался, даже на нерадивых слуг, которых, была б на то воля Флоранс, пороли бы с утра до вечера. А уж Мишель хозяин Лафлера обожал и предпочитал закрывать глаза на ее мелкие и не очень шалости. И тогда роль строгого родителя приходилось брать на себя Аделис.

– Но па… – Мишель с надеждой подняла на него блестящие от слез глаза, надеясь разжалобить.

Увы, смуглое лицо Вальбера по-прежнему оставалось бесстрастным, а взгляд в кои-то веки выражал осуждение.

– Ты молода и импульсивна, Мишель, и можешь натворить глупостей. Флоранс и так вся на нервах из-за предстоящей свадьбы, а ты ее еще провоцируешь.

– Ты не понимаешь!

Широкая коренастая фигура отца, как на троне восседавшего за столом, расплывалась перед глазами. Света, источаемого расписными бра, золотистыми полумесяцами выделявшимися на фоне темных обоев, едва хватало, чтобы осветить просторный кабинет, пропахший табаком и кожей. Мишель была рада этому полумраку, хоть немного скрадывавшему ее эмоции.

Ей было невдомек, что родители уже давно догадывались о ее чувствах к Галену. Однако зная о том, какой Мишель была влюбчивой и непостоянной, надеялись, что скоро и этот каприз останется в прошлом и дочь увлечется кем-нибудь из своих многочисленных поклонников.

– Наоборот, милая, мы все прекрасно понимаем, – ласково произнесла Аделис. Обняв захлебывающуюся слезами дочь, с теплотой в голосе добавила: – Чем дальше ты будешь от него, тем лучше. Со временем это чувство пройдет, и ты повстречаешь своего суженого. Да и дядя с тетей так по тебе соскучились. Они будут рады твоему обществу.

– А я по ним нет! Лучше бы связали меня и отправили на болота к аллигаторам, как это делала со своими рабами мадам Тенори. И то было бы милосерднее!

Как ни старалась Мишель, родители остались глухи к ее мольбам. Несмотря на клятвенные заверения, что она сестре больше слова не скажет и даже не взглянет в сторону Донегана, ей было велено идти спать, а с утра пораньше готовиться к «ссылке». Хотелось верить, что не пожизненной. Хоть отец и мать не пожелали уточнить, на какой срок отправляют ее к родственникам.

Мишель не помнила, сколько времени беззвучно прорыдала, уткнувшись лицом в подушку, в окружении кукол и плюшевых игрушек младшей сестры. Постепенно дом окутала тишина – слуги закончили с уборкой и разбрелись по своим комнатам. Лишь снаружи тревожно шумели деревья да луна, наполовину сокрытая тучей, серебрила застланный ковром пол. С соседней кровати слышалось мерное посапывание Элиз, крепко обнимавшей шитую из лоскутов куклу. Старую и неказистую, особенно по сравнению с ее фарфоровыми «подружками». Зато самую любимую. Ведь это был подарок Мишель. А той в свое время ее смастерила няня.

Мысль о том, что завтра она расстанется с дорогими сердцу краями, с силой, без которой уже не мыслила жизни и которую могла черпать только из родной земли, а главное – окажется далеко-далеко от Галена, сводила ее с ума.

Мишель искренне верила, что Донеган не испытывает к невесте никаких чувств. Разве что дружескую симпатию, да и то вряд ли. А значит, эта свадьба разобьет не только ей сердце. Брак со старшей Беланже, несомненно, превратит наследника Блэкстоуна в самого несчастного мужчину на свете.

В то время как она, Мишель, могла бы сделать его по-настоящему счастливым.