Похищенная, или Красовица для Чудовища

Просто она, Мишель, об этом не знала.

— Начинай! — бесстрастно скомандовал Гален, обращаясь к управляющему.

Ответив на приказ хозяина кривой ухмылкой, исказившей его и без того отнюдь не привлекательное лицо, мужчина безжалостно сдёрнул с рабынь льняные сорочки. Сначала с одной, обнажая перед притихшими «зрителями» тёмную, покрытую испариной кожу. Пышную, напряжённо вздымающуюся грудь и округлый крепкий живот. Задержав на дрожащей девушке взгляд — жадный, голодный, опасный — Бартел шагнул ко второй служанке и то же самое проделал с её одеждой. Светлые лоскуты, в которые превратилось нательное бельё, опали на широкие бёдра несчастных.

Шена зажмурилась, Анвира заплакала, в ужасе глядя на управляющего. Широко распахнув глаза, следила она за тем, как мужчина смачивает сыромятную плеть в солёной воде, плещущейся в глубокой лохани у его припыленных сапог. Как стряхивает плеть, заставляя ту извиваться чёрной гадюкой, а потом не спеша обходит своих жертв по кругу, размышляя, с кого начинать и куда наносить первый удар.

— Надеюсь, радость моя, этот урок пойдёт тебе на пользу, — совсем близко, задевая дыханием мочку уха, послышался шёпот Чудовища.

Это было ещё одно прозвище, которым Мишель за минувшее утро удостоила в сердцах, и не один раз, своего тюремщика.

— Вижу, ты делаешь всё для того, чтобы я ещё больше тебя возненавидела, — огрызнулась девушка. Помешкав, бросила с вызовом: — Хочешь, чтобы проклинала тебя каждую минуту, во сне и наяву?!

Молодой человек безразлично пожал плечами.

— Чтобы сделать тебя своей, любовь мне ни к чему. Наоборот, в ненависти ты особенно для меня желанна. Непокорность, милая, тебе к лицу. — Чуть наклонившись, коснулся губами кончиков дрогнувших пальцев. Мишель отшатнулась от жениха сестры и поспешила скрестить на груди руки, отгораживаясь от него. — Ты становишься похожей на маленькую дикую кошечку, и, уж поверь, со временем я сумею превратить тебя в ласкового и покорного котёнка. А пока что ты мне нравишься такой, какая есть.

Небрежный взмах руки, и Мишель почудилось, будто воздух зазвенел, разлетаясь осколками, от истошного пронзительного крика рабыни. Багровая полоса отпечаталась на тёмной, блестящей коже, влажной от пота, крови и солёной воды.

— Прекрати! Сейчас же прекрати! — закричала Беланже не своим голосом. Дрожащими пальцами принялась вытягивать из тугого пучка, стянутого на затылке, шпильки, бросая их в потоптанную множеством ног траву и позволяя каштановой копне свободно лечь на плечи. — Доволен? Я сделала так, как ты хотел. Считай, что урок усвоен!

Усмехнувшись, Гален покачал головой:

— Видеть тебя с распущенными волосами мне хотелось раньше. А сейчас меня больше забавляет и привлекает это душещипательное зрелище. Продолжай! — холодно велел управляющему.

За приказом хозяина Блэкстоуна последовало громкое, отчаянное восклицание:

— Даже не вздумай!

Мишель больше не способна была видеть страдания девушек. Но и малодушно убежать, спрятаться за толстыми стенами дома, лишь бы не слышать полных боли и страха криков, тоже была не в силах. Да и не отпустил бы её Донеган, заставил бы смотреть до конца.

Казалось, рыдания Шены и слабые стоны Анвиры вырывались из глубин её естества. Будто плакали не рабыни, поплатившиеся за горячность и гордыню пленницы.

Плакала её душа.

Бартел не обратил внимания на приказ девушки, которую воспринимал не иначе как временное развлечение для наследника, и плеть, просвистев в воздухе, обожгла, точно ядовитый укус змеи, спину второй рабыни.

Кровь ударила в виски. Мишель вдруг подумалось, что окажись она на месте служанок, так бы сейчас не переживала. И раскаянье не терзало её изнутри. Багровая вуаль злости опустилась на глаза. До боли закусив губу, чтобы не начать кричать вместе с рабынями, девушка потянулась к шнуровке платья и стала быстро, насколько позволяли непослушные пальцы, её ослаблять.

Слуги, жавшиеся по-над стенами, зашептались, округлившимися от удивления глазами глядя на гостью своего хозяина.

— Ты что это делаешь? — нахмурился Донеган, покосившись на девушку и увидев, как Мишель быстро избавляется от одежды.

— Раздеваюсь. Разве не видно? — Беланже нервно дёрнула за рукава платья. Со всей силы, на какую только была способна.

Ткань жалобно затрещала, нехотя поддаваясь, сползая с тонкого хрупкого стана. Плечи и грудь девушки, едва прикрытая лёгкой полупрозрачной сорочкой, обнажились, вызвав среди слуг ещё более жаркие обсуждения происходящего.

— Ты ведь предлагал занять их место? Так вот, я согласна! — Заметив, как по лицу Донегана промелькнула тень недовольства и раздражения, Мишель с ещё большим жаром продолжила: — А твои рабы и твой управляющий будут на меня пялиться. Все, все! На меня… голую.

Тяжёлая ткань платья осела к ногам пленницы чернильной кляксой, через которую Мишель переступила, высоко подняв голову, и, сохраняя видимость бесстрашия, в одних панталонах, нижней сорочке и корсете шагнула к Галену.