Вечерело. Лучи заходящего солнца освещали вершину Гевонта[3]
. На Закопане уже опустилась густая тень. По улице, носящей оригинальное название «К Трамплину», шествовала группа туристов — три женщины и четверо мужчин. Вероятно, они возвращались с прогулки в горах: на всех были спортивные костюмы, а одна из дам даже щеголяла в шортах. Конечно, жители Закопане и не такое видали, но прохладным октябрьским вечером подобный наряд выглядел весьма своеобразно, привлекая внимание прохожих.— Кажется, меня принимают за полоумную!
— Прямо не верится, что вы не замерзли.
— Честное слово, пани профессор, я чувствую себя превосходно! Будь я мерзлячкой, зачем бы я стала так одеваться?
— Прибавим шагу, а то за обедом разразится скандал!
— Сомневаюсь, что нам вообще подадут обед. Слишком уж поздно.
— Мы ведь предупреждали, что задержимся.
— Да, но мы обещали — явиться к трем, а сейчас около пяти.
Продолжая болтать, туристы добрались до уютного белого особняка, огороженного металлической сеткой на каменных столбиках. Черная мраморная табличка гласила:
КАРЛТОН
Кто-то из гостей пансионата приписал внизу мелом: «Обитель лени и праздности». Как видно, дополнение всем пришлось по душе. Во всяком случае, никто и не подумал его стереть.
На застекленном крылечке компанию встретила горничная в белом фартуке:
— Никакого обеда! Кто опаздывает, тот сидит голодный!
— Очень уж вы с нами суровы, пани Рузя!
— И поделом. Повар страшно обозлился. Ждал-ждал, плюнул, ушел домой…
— А наш десерт?!
— Беда мне с вами! Все остыло. Котлеты — точно деревяшки.
— Ага! Значит, нам все же кое-что достанется?
— Живо марш в столовую! Сейчас принесу обед.
На крыльцо от тротуара вела невысокая лесенка. На первой же ступеньке дама в шортах споткнулась и чуть не упала. Один из спутников успел ее подхватить.
— Ну и порядочки! — возмутился другой. — Любопытно, кто забыл на лестнице эту штуковину?
Он поднял со ступеньки большой, тяжелый молоток.
— Должно быть, ребятишки директора, — оправдывалась горничная. — Вечно всё бросают где попало, а убирать за ними некому.
— Дайте-ка сюда молоток! — потребовала хорошенькая блондинка в оранжевой курточке и ядовито-зеленых брюках. Ее наряд довершали высокие голубые ботфорты, вполне пригодные для ловли форели, и нелепая крошечная шляпка. Через плечо она перекинула палку, на которой болталась корзинка причудливой формы. Ясно было, что молодая особа любой ценой жаждет обратить на себя внимание, даже рискуя стать всеобщим посмешищем.
Один из кавалеров с наигранно-галантным поклоном протянул ей молоток:
— Извольте, пани Зося. Но зачем вам это смертоносное оружие? Неужели для Анджея?
— Пусть только попробует мне изменить! Ого! Проломлю голову! — Пани Зося грозно взмахнула молотком. — Какой тяжелый!
— Самый что ни на есть весомый аргумент в спорах между супругами.
— Что вы смыслите в семейной жизни, пан инженер? — рассмеялась другая дама. — Вы же холостяк!
— Достаточно послушать пани Зоею. Когда она распространяется насчет бесчисленных поклонников и бедного мужа, я благодарю небо, что покамест не встретился со своим «идеалом»…
— Не зарекайтесь. Все вы клянетесь, что умрете холостыми, а потом силой тащите под венец какую-нибудь злосчастную жертву, чтобы отравить ей жизнь.
— Это вы-то злосчастные жертвы?!
— Ах, пани Рузя, как чудесно мы прогулялись! — восторгалась дама в шортах. — Сначала пошли в Кондратову, оттуда — на Сухой Кондрацкий, потом через Кондрацкий Купол — на Гевонт. Обратно через Гжибовец до Стронжиской Долины…
— Верно, вы совсем окоченели, пани Бася, — заметила горничная.
— Нисколечко! — обиделась Бася. — Наоборот, мне было жарко. Ужасно жарко!
— Ну да. А зубы у вас так стучали — ни дать ни взять, стадо овец спускается с гор…
— Кажется, я похудела по крайней мере на два кило! — гордо заявила полная дама.
— А я продал на Гевонте два колечка! — похвастался пожилой мужчина в очках.
— Ясное дело, — усмехнулся высокий молодой человек, — ювелир везде ухитрится подзаработать. Не то что мы, жалкие подмастерья.
— Да идите же в столовую! — сердилась горничная Рузя. — Ей-Богу, не будет вам обеда.
— Сейчас, сейчас. Только руки вымоем, — сказал статный брюнет с сединой в волосах.
— Давно ли вы сделались таким чистюлей, пан редактор? — ехидно осведомился щуплый, лысоватый блондин.
— Ну, художники вообще рук не моют, — парировал журналист. — Экономят краски.
— Зато у нашей прессы всегда чистые руки…
— Прошу к столу! — надрывалась Рузя. — Обед простынет!
Несмотря на бурные протесты журналиста, горничная загнала все общество в столовую, и начался долгожданный обед. Гости энергично жевали, обмениваясь впечатлениями от удачной прогулки.
Художник поддразнивал соседку:
— Может, вы и потеряли два кило, пани профессор… Ничего, вот покушаете этого супчика — и они вернутся обратно.
— Стыдно обижать беззащитную женщину! Сами налили мне полную тарелку!
— Что ж вы раньше-то молчали? Суп уже через край переливается, а пани профессор — ни гугу, сидит себе с довольным видом.
В столовую вошел еще один обитатель пансионата: