Он убрал волосы с ее влажного лица и осыпал поцелуями разгоряченную кожу, лоб, щеки, губы. Ее рот медленно открылся для поцелуя, эгоистично желая его в последний раз. Она ожила под его прикосновением, ее руки потянулись к его рубашке. Она боялась, что хочет так много, что никогда не насытится. До тех пор, пока в ней не возникло более глубокое, более первобытное желание.
Ликос почувствовал, как его захлестнуло возбуждение. Он оставит себе время на страдание после того, как вернет Марит в Свардию. Он не хотел лишать ее того, что, по ее мнению, было ее местом в мире. Он почувствовал ее силу в том, как она приняла решение служить на благо своей страны, отказавшись отличных интересов.
Если это был их последний день вместе, он позаботится о том, чтобы это было незабываемо.
Ее руки были горячими и быстрыми и такими же отчаянными, как и его. В нетерпении он щелкнул застежкой ее бюстгальтера и отбросил его в сторону. Ее соски затвердели, когда он ласкал ее груди. Он наслаждался вкусом ее кожи, следами соли от морских брызг.
Ее пальцы нашли застежку на его брюках. Они лихорадочно сдирали с себя одежду, пока не оказались обнаженными под мягким голубым небом. Солнечные лучи на их коже были ничто по сравнению с жаром, который свел их вместе в поцелуе. Марит навсегда останется с ним, в его душе, в его сердце. Она изменила его жизнь, и он уже никогда не будет прежним. Он знал это тогда так же точно, как знал, что любит ее. Когда она уйдет от него, заберет с собой часть его души.
Когда Марит пришла в себя, она лежала на широкой груди Ликоса, опираясь на его ноги, и лениво смотрела в небо. Его подбородок упирался ей в макушку, и ей так хотелось остаться с ним. Эта мысль причиняла ей боль.
Ей так много хотелось сказать в тот момент. Что ей жаль, что она не может быть человеком, которого он заслуживает и в котором нуждается. Ей безмерно жаль, что она станет еще одним человеком, который уйдет от него.
Она не могла представить его, идущего по жизни в одиночестве. Она хотела большего для него, даже если не могла получить этого сама.
— Итак, кого ты похитишь следующим? — спросила Марит, заставляя себя вести разговор, от которого ей становилось физически больно.
Ликос замер под ней. Она повернулась и посмотрела на него. Ей пришлось прикрыть глаза от солнца, но она заметила, что его глаза горят свирепым огнем.
— Это не смешно, хорошая моя.
— Я знаю, — грустно сказала она извиняющимся голосом. — Но…
— Остановись…
— Ликос…
— Нет. Марит, ты приняла решение. Оно мне не нравится, но я его принимаю и уважаю.
Марит почувствовала, как в ее груди поднимается рыдание. Но она больше не могла плакать. У нее не было времени на слезы.
— Ты заслуживаешь любви, Ликос.
— Как и ты, — резко ответил он. Для любого другого человека эти слова прозвучали бы как обвинение. Для нее они были упрямым заявлением о том, что его будущее — это ее будущее, даже если они не будут вместе.
Яхта мягко покачивалась на волнах, а они разговаривали, успокаивали друг друга, ели, пили и снова занимались любовью, пока над морем не взошла заря, возвещая о возвращении Марит в Свардию.
Путешествие из Греции в Свардию на частном самолете Ликоса было слишком коротким, как будто время ускорилось. Широкая дуга неба перед приземлением маленького самолета была так же знакома Марит, как поворот извилистой дорожки, ведущей к парадной двери дворца, но Марит преследовало странное чувство, что все это происходит с кем-то другим. Что настоящая Марит осталась в Милане.
Как было возможно прожить такую счастливую жизнь всего за пять дней? Это было больше похоже на пять лет. Она сжала руки на коленях — нервный жест, которого не делала с тех пор, как Ликос подхватил ее утром в день ее предполагаемой свадьбы, перекинул через плечо и вышел с ней из отеля.
Она не могла смотреть на Ликоса весь полет. Время от времени она чувствовала на себе его взгляд, но он не пытался нарушить ее молчание, словно знал, что она не сможет говорить. Потому что если бы открыла рот, то попросила бы его развернуть самолет и отвезти ее обратно на свою яхту. Подарить ей еще один день, неделю, месяц, год. Подарить ей все его время.
Она сказала ему правду на яхте. И даже в баре отеля в Милане. Она бы всегда намеревалась вернуться назад. Ради своей сестры, которой она так многим обязана, своего брата, который был бы превосходным королем, и ради народа Свардии, доброго и щедрого, гордого и решительного… Она никогда не могла бы подвести их так, как подвели ее родители.
Когда самолет остановился на частной взлетно-посадочной полосе на территории дворца, она отстегнула ремень безопасности, встала, разгладила складки на брюках и крепко сжала губы, чтобы ни один всхлип, ни одно рыдание не могли прорваться сквозь них. Потребуется время, чтобы избавиться от репутации самой несчастной принцессы в Европе. Но она это сделает.