Не забудем – для Распутина черт реален. Если герою Достоевского он является в горячечном бреду, то с мужиком черт шагает рядом, разговаривает с ним. И этот его спор с дьяволом после посещения проституток и наблюдает агент.
Но параллельно с «упражнениями на блудницах» существовали и реальные «дамочки», «его дуры» – Лохтина, Берладская, Манчтет, баронесса Кусова и другие. Они должны были приходить ему на помощь, когда «бес блуда» окончательно выходил из повиновения – отнимал силы, не давал явиться чистым мыслям.
Вероятно, именно тогда ему пришло в голову
Мужик решил действовать так же. Он решил «вмещать в себя беса» (женский «блуд», который так его соблазняет) и добивать его в собственном теле. И он зовет своих поклонниц идти к нему за избавлением от живущего в них «беса», как к врачу.
В 1913 году священник Юрьевский пытался продолжить расследование Тобольской консистории по поводу хлыстовства Распутина. Результаты Юрьевский представил епископу Алексию (отцу Молчанова). Тот, естественно, бросил их в огонь и запретил священнику заниматься этим делом. Но в своем отчете Юрьевский со слов свидетельниц «описал те магические обряды, которые творил в своей бане отец Григорий вместе с последовательницами… Сначала следовала его молитва, после которой шло троекратное повторение фразы: „Бес блуда, изыди вон!“… После чего Распутин совершает с женщиной половой акт… Мощь совокупления была такова, что женщина уже не ощущала обычного состояния похотливости. Она чувствовала, что бес блуда ушел от нее».
Нет, здесь была не «мощь совокупления». Здесь была мощь убеждения его поклонниц в то, что этот полуграмотный сектант, свято уверовавший в свое предназначение и заражающий их своей верой, – святой. Оттого и счастливая их бесплотность после экстаза соединения с ним. Так в некоторых хлыстовских «кораблях» (распутинский опыт прошлых лет!) свято верили, что через «свальный грех» приходит избавление от «беса блуда»…
И глава департамента полиции Белецкий показывал в Чрезвычайной комиссии: «Он объяснял своим неофиткам при мне, что человек, впитывая в свою оболочку грехи, с которыми он борется… впитывая грязь и порок, совершает преображение своей души, омытой своими грехами».
Точнее, «омытой» не грехами, но постоянным раскаянием в грехе. Раскаиваясь, Распутин безмерно мучился, страдал и молился. И казалось ему, что прощение греха он вымолил, и душа его вновь сделалась светлой… Вот в какие бездны решился нырять несчастный полуграмотный мистик. Оттого его жена, застав его с «дамочкой» во время очередного «изгнания беса», и говорит: «У каждого свой крест. У него – этот…» Оттого он и скажет Жуковской: «Без греха жизни нет, потому что покаяния нет, а покаяния нет – радости нет».
Эта «святая эротика» постепенно до предела развила его чувственность. Теперь он сразу «зрит грех» в женщине, и тогда ей нет спуску, он набрасывается на нее – на хорошенькую служанку Филиппова, на Жуковскую, на Джанумову… И чем более грешны мысли женщины, тем более она его возбуждает, чтобы быстрее «принять грех в себя, избавить ее от беса». Его желание – градус ее нечистоты. Именно об этом он разговаривает с Берладской после того, как переспал с нею. И отдаваясь ему, Берладская, как она писала, «верила, что он святой, и что возится теперь так гадко лишь для моего же блага и очищения, и за это делалось его страшно жаль, и благодарность зарождалась…»
И он тоже верил. Именно об этом говорит Лохтина в своих показаниях: «Для святого все свято. Что, отец Григорий – как все, что ли? Это люди делают грех, а он тем же только
«Для святого все свято»
И все же в первом «святом периоде» он страдал. Он чувствовал, что похоть не побеждена, но победила… Так родилось то распутинское состояние, которое отсылает нас к Достоевскому, – непрестанное страдание от сознания своей греховности, постоянное обращение к Богу с молитвой и раскаянием.