Эвелин не знала, что думает мать о той ночи двадцатилетней давности. Возможно, она убедила себя, что дочь солгала, и просто не видит своей вины в том, что привела в дом человека, способного причинить вред ребенку? Или она с самого начала догадывалась, что должно случиться, и не перестает себя казнить за это? А может, успешно утопила свои чувства в алкоголе?
Твердо сказав себе «мне все равно», Эвелин сосредоточилась на обсуждении. Карли как раз делилась сомнениями:
– Если Дарнел Конвей не причастен к похищениям – а я согласна с вами, он не причастен, – тогда зачем ему понадобилось привлекать к себе лишнее внимание, выслеживая вас в дюнах и записываясь в поисковые отряды?
– Из-за Шарлотты, – коротко ответил Грэг.
Эвелин кивнула:
– Дарнел знал, что я его подозреваю, потому что мы с Джеком Баллоком пришли к нему в дом и задавали вопросы. А он уже двадцать лет успешно скрывал правду, и ему очень хотелось похвастаться. Он чувствовал себя неуязвимым: ведь прошло столько времени, а его не вычислили. Ему не смогли предъявить обвинение на основании улик, и он страшно этим гордился. Когда Дарнел нашел меня в дюнах, он, разумеется, не собирался ни в чем признаваться, просто хотел меня подразнить.
– Думаете? – подняла бровь Карли. – Как-то это глуповато. И слишком рискованно. Особенно если он продолжал искать себе двенадцатилетних подружек в Интернете.
– Тут дело еще и в его склонности к насилию, – пояснил Грэг. – Он мыслит как педофил, который не может побороть свою страсть. Дарнел хотел быть среди людей, которые ищут девочек. Хотел сам их найти. Увидеть место преступления.
– Скотина, – пробормотал Томас.
Карли устало прикрыла глаза.
– Да, – проговорила она. – В этом есть логика. Омерзительная, больная логика.
– Ладно, если это не Дарнел, кто тогда наш главный подозреваемый? – подал голос Кайл.
– Фрэнк? – предположила Карли.
Грэг медленно кивнул.
– А что насчет Уолтера Уиггинса? – спросил Томас.
– Он тоже годится на эту роль, – сказала Эвелин.
Шеф полиции оглядел мрачные лица федералов:
– Вы как-то не слишком уверенно говорите.
Несколько часов назад Эвелин могла говорить уверенно только о Дарнеле Конвее. Поэтому теперь она сказала Томасу прямо:
– Возможно, настоящего преступника еще не было в нашем списке подозреваемых.
Мэнди посмотрела вверх, увидела тоненькую полоску света, и слезы наконец-то перестали катиться по щекам. Раньше она никогда не боялась темноты, но ее никогда и не запирали в таких страшных чернильно-черных местах.
Она была под землей, сидела на мягком шерстяном одеяле, под которым ощутимо прощупывался твердый земляной пол.
Здесь все было земляное – пол, потолок, стены. И Мэнди сказали, что теперь ей придется тут жить.
Девочка покрепче прижала к себе плюшевого мишку. Дома у нее совсем не такой, а этот старый, и пахнет от него так, будто он много лет провалялся на каком-нибудь чердаке. Но другой компании здесь нет. Если бы не мишка, Мэнди осталась бы наедине с темнотой.
Ей опять стало страшно до обморока. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Девочка не знала, где находится и как давно ее здесь заперли. Казалось, что очень, очень давно.
Сердце гулко колотилось, во рту пересохло, глаза опухли от слез. Хотелось закричать, позвать на помощь, но она знала, что этого делать нельзя. Ей уже объяснили, что будет, скажи она хоть слово. Мэнди не хотела, чтобы обидели ее маму и папу, поэтому молчала.
Полоска света как магнит притягивала взгляд.
Раньше ее вроде бы не было.
Девочка очень медленно встала, одной рукой прижимая к себе мишку, другую вытянув вперед, и сделала один шажок, потом другой – пальцы коснулись перекладины. Трудно было подниматься по лестнице с медведем под мышкой, но Мэнди не хотела его бросать. Потные ладони скользили на перекладинах, она кое-как карабкалась вверх, с ужасом представляя себе, что сейчас крышку, запечатавшую эту яму, вдруг откинут сверху и…
Мэнди зажмурилась. «Не думай об этом!»
Наконец она дрожащей рукой дотянулась до крышки и толкнула ее. Крышка совсем чуть-чуть, но шевельнулась!
Мэнди едва не вскрикнула от радости, тотчас зажала рот ладонью, качнувшись и с трудом удержавшись на лестнице. Восстановила равновесие и попробовала еще раз. Похоже, засов был не до конца задвинут и не заперт на замок, но крышка не поддавалась. Девочка толкнула ее сильнее – нет, сил не хватало, и она опять начала всхлипывать при мысли о том, что никогда больше не увидит маму и папу. Однако, быстро велев себе успокоиться и не сдаваться, вытерла слезы, покрепче придавила медведя локтем и ударила вверх двумя руками.
Крышка отлетела, солнечный свет хлынул в яму, ослепив уже привыкшие к темноте глаза, хотя Мэнди успела зажмуриться. Проморгавшись, она судорожно вдохнула, рывком выбралась из ямы и упала на землю.
Вокруг колыхалась высокая трава. Мэнди вскочила, тотчас пригнулась и огляделась – никого, на огромном поле пусто. Она закружилась на месте – куда бежать?