•Похищенные часы счастья

— Да, я хотел сказать именно это, дорогой друг, — ответил он. — Дело в том, что бедняга Вилькокс умер, и, следовательно, есть вакантное место в парламенте от Вест-Бертона. Вы и только вы один можете добиться того, чтобы оно досталось правительственной партии. Мы выставляем кандидатуру Саллинга. Единственным опасным для него противником является Феннинг. Вы знаете, какое влияние имеет Феннинг. Кроме того, он житель Вест-Бертона. Избиратели там больше, чем мы бы того хотели, прислушиваются к словам рабочей партии. От вас зависит завербовать этот округ для нас. Я думаю, с вами я могу говорить вполне откровенно: в настоящее время нам приходится дорожить каждым местом. Страна недовольна; мы не доверяем ее настроению, она не доверяет нам. У нас слишком много прекрасных ораторов и слишком мало верных друзей. Вы принадлежите к числу последних. Вы — один из тех политических деятелей, которые знают своих избирателей и которым эти избиратели доверяют. Вы понимаете друг друга. Мы наметили для Вест-Бертона кандидатуру Саллинга, хотя он и чужой в этом округе, потому что он отличается блестящими способностями, кроме того, у него широкий размах. Ему принадлежит (он, как вы знаете, друг Дюргана) проект о пенсиях. Люди, подобные Саллингу, для нас очень ценны. Учтите также, что в последние годы Вест-Бертон был для нас потерян. В случае кризиса, если западный каменноугольный район будет против нас, правительство потерпит поражение еще до начала сражения. Но если самое сердце каменноугольного района будет принадлежать нам, если Вест-Бертон будет наш, мы победим. Теперь вы знаете, почему я вас разыскивал и почему вы нам необходимы. Когда вы можете выехать?

— Выехать? — повторил за ним Гюг.

Он был целиком поглощен настоящей минутой, захвачен прежними интересами, прежними делами. Он чувствовал торжество оттого, что ему одному решили поручить это дело, что его разыскивали, добивались. И понимал, что впереди его ждет еще больший триумф, если ему удастся завоевать нужный район для своей партии. Исчезло безразличие к политическим делам, владевшее им в последнее время, в эти дни острого счастья, когда жажда власти и честолюбие отступили перед смирением любви, когда трубный голос бурной политической жизни, голос побед, народного одобрения был заглушен смехом Ди, ее слезами и словами любви. Стремление к активной деятельности вновь вспыхнуло под влиянием слов Гаррона и внутреннего удовлетворения от обращения к нему как к человеку, сильная личность которого могла повлиять на судьбы партии и страны.

Дождь прекратился, и снова выглянуло солнце. Но Гюг видел сейчас перед собой ярко освещенный зал собраний и себя на трибуне. Он произносил речь, бросал меткие ответы на предлагаемые вопросы, возбуждал смех аудитории, завоевывал ее симпатии, овладевал умами присутствующих, направляя их в нужное ему русло.

Голос Гаррона, размеренный, но тем не менее властный, прервал нить его мыслей.

— Я полагаю, мы можем поспеть на ночной экспресс? — спросил он так, будто не сомневался в ответе.

— Да, — ответил тотчас же Гюг, все еще находясь под влиянием картины, пронесшийся перед его взором.

— Вы ведь пообедаете со мной? — продолжал Гаррон спокойно.

Он повернулся в своем кресле и в первый раз за все время пристально взглянул на Гюга.

Гаррон о многом догадывался, хотя мало о чем знал; но он прекрасно разбирался в людях, особенно в тех, с которыми собирался заключать условия. Он заметил, как изменилось лицо Гюга при последнем вопросе, как взгляд его потерял выражение глубокой заинтересованности. Он почувствовал, что настроение Гюга сразу упало.

Гюг отвел глаза.

— К сожалению, не могу, — сказал он принужденно. — Я... дело в том, что мне нужно привести в порядок свои дела и все прочее. Я должен сейчас же уйти, мне и так придется очень спешить...

Гюг колебался, и Гаррон понимал это.

Он вскочил на ноги с быстротой, которую трудно было ожидать от такого старого человека, и схватил Гюга за руку.

— Вы не можете отказаться, понимаете вы это, Гюг? — сказал он уже тоном приказа. — В случае, если вы станете колебаться, вспомните о моем обещании и о словах Дюргана, сказанных мне в парламенте три дня тому назад: «Передайте Картону, что победа в Вест-Бертоне даст ему не только возможность, но и уверенность». Вы знаете, что он под этим подразумевал: пост в кабинете министров. Но я знаю, что вы сделаете это не ради славы — дело идет о чем-то более важном: страна нуждается сейчас в вас.

Он отпустил Гюга, теперь он был твердо уверен в нем. Затем с усталым видом откинулся в кресле.

— Вернулась хорошая погода, мосье, — весело сказал Гюгу шофер, останавливаясь у ворот виллы.

Гюг увидел в окне белую фигуру Дианы; он знал, что она спешит сейчас к дверям — навстречу ему.