Похищенный

Малкольм и Мариэлла прибыли к зданию суда в лимузине, за рулем которого сидел полицейский. Их сопровождали четыре агента ФБР, одним из которых был Джон Тейлор. Он был рад, что представилась возможность хоть как-то поддержать Мариэллу. А ей его присутствие помогало справиться с волнением. Малкольм не произнес по пути ни единого слова. Его молчаливая враждебность последних месяцев страшно угнетала Мариэллу. Когда они вышли из машины, лицо ее было такого же серого оттенка, что и пальто. Малкольм молча взял ее под руку, и они поднялись по ступеням Дворца правосудия. Ветер едва не сдул шляпу с ее головы. Репортеры шумно налетели на них, и агентам ФБР пришлось прокладывать им путь. В зале суда Мариэлла окончательно поняла, какие неотвратимые испытания ждут ее здесь. И даже когда все это кончится, Тедди не вернется к ней. А раз так, зачем все это нужно? Его нет три месяца, и исчезли все надежды увидеть сына живым. Теперь оставались только юридические игры, кому это интересно?

Мистер и миссис Паттерсон заняли отведенные им места в первом ряду. Джон Тейлор сел рядом с Мариэллой, его помощник занял место около Малкольма. За их спинами расположились еще двое агентов ФБР и двое полицейских в форме, так что безопасность была обеспечена. Бригитта уже ожидала их в зале суда. Она с участием взглянула на Мариэллу и сдержанно поклонилась Малкольму. Через несколько минут секретарь суда предложил всем присутствующим встать. Вошел судья в черной мантии и оглядел зал. Высокий седой мужчина с резкими чертами лица ей чем-то напоминал Малкольма. Малкольм был с ним поверхностно знаком. Судья пользовался репутацией сурового блюстителя закона, и Малкольм не стал возражать, когда выбор пал именно на него.

Судья занял свое место и посмотрел в зал. Наступило молчание, и присутствующие заерзали под его мрачным взглядом, особенно газетчики, на которых он смотрел слишком пристально. Его неторопливый взгляд скользнул по лицам присяжных, четы Паттерсон, обвиняемого, прокурора, адвоката.

— Меня зовут Авраам Моррисон, — заговорил он звучным голосом. — Предупреждаю, что я не потерплю никакого нарушения порядка в зале суда. Если кто-либо поведет себя неподобающим образом, его выведут отсюда, он и оглянуться не успеет. Малейшее неуважение к суду — тюремное заключение. Недозволенные действия любого журналиста — пресса удаляется из зала до окончания процесса. Всякая попытка оказать давление на члена коллегии и вообще всякая попытка общения с членом коллегии присяжных сурово карается. Всем ясно, что я хочу сказать? — Поднялся легкий шум, присутствующие утвердительно закивали. — Рассматривается очень серьезное дело. По подобным обвинениям закон предусматривает смертную казнь. От данного процесса зависит жизнь человека. Возможно, погиб ребенок. К делам такого рода я отношусь со всей серьезностью. — Он снова вперил взгляд в группу газетчиков. — Если вы будете оказывать давление на кого бы то ни было, то немедленно окажетесь за дверью. Понятны ли вам правила поведения в этом зале?

Все сидели молча, несколько испуганные решительным тоном судьи.

— Я ясно выразился? — пророкотал судья. Нестройный хор голосов ответил:

— Да, сэр.

— Очень хорошо. Значит, мы можем начинать. Никому не будет позволено превращать судебное заседание в балаган. Это всем следует усвоить с самого начала.

Судья Моррисон водрузил на нос очки и погрузился в чтение лежащих перед ним бумаг. Мариэлла глянула на обвиняемого. Со времени их последней встречи Чарльз исхудал, побледнел, прибавилось седины на висках. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и темный галстук, выглядел он солиднее, чем большинство присутствующих, но сейчас это не имело никакого значения. Том Армур выглядел озабоченным. Он был в полосатом костюме и казался моложе, чем недавно в доме Паттерсонов. Мариэлла не рассказывала Малкольму об их встрече.

Судья Моррисон снова строго оглядел зал и заговорил:

— Я полагаю, все мы знаем, для чего мы здесь собрались. Рассматривается дело о похищении несовершеннолетнего. Похищен четырехлетний Теодор Уитмен Паттерсон. В этом зале присутствуют его родители.

Судья сделал неопределенный жест в сторону Мариэллы и Малкольма, и Мариэлла почувствовала, как гулко забилось ее сердце. Трудно было себе представить, что после трех месяцев, в течение которых дело постоянно освещалось в прессе, кто-нибудь мог не знать, кто они такие, но судья Моррисон, по-видимому, был обязан представить их публике. Судье нравилась торжественность судебных процедур, атмосфера почтительности к правосудию, но он не оставлял без внимания и личности участников процесса.