- Волнения в горных краях послужат сигналом нашему старому врагу, не спускающему с нас глаз,- продолжал лорд-адвокат, назидательно взмахивая пальцем при каждом шаге.- И поверьте мне, может вновь повториться сорок пятый, только Кэмпбеллы будут теперь на другой стороне. Чтобы спасти жизнь этого Стюарта - жизнь, которой закон уже не раз должен был его лишить за многое другое,- вы готовы ввергнуть свою страну в войну, поставить под угрозу веру своих отцов и подвергнуть опасности жизнь и имущество скольких тысяч ни в чем не повинных людей?.. Вот какие соображения влияют на меня, мистер Бальфур, и надеюсь, они повлияют и на вас, человека, почитающего свою страну, благое правительство и истинную веру.
- Вы откровенны со мной, и я вам за это благодарен,- сказал я.- И попытаюсь отплатить вам такой же откровенностью. Я верю, что ваша политика разумна. Я верю, что на вашу милость возложен великий долг, я верю, что вы смирили перед ним свою совесть, когда приносили присягу, вступая в свою высокую должность. Но мною, простым человеком да еще только-только расставшимся с отрочеством, руководят и самые простые понятия о долге. Я способен думать только о бедняге, которому безвинно угрожает позорная казнь, и еще о воплях и рыданиях его жены, непрестанно звучащих в моих ушах. А что за ними - я видеть не способен. Так уж я создан. Если стране суждено погибнуть, она погибнет. А я молю господа, если действую в упрямой слепоте, просветить меня, пока не поздно.
Он выслушал меня, застыв на месте, и продолжал стоять так еще некоторое время.
- Вот нежданная помеха! - сказал он вслух, но самому себе.
- И как ваша милость думает распорядиться со мной? - спросил я.
- Если бы я пожелал,- сказал он,- вы понимаете, что спать вам пришлось бы в тюрьме?
- Милорд,- ответил я,- мне доводилось спать в местах и похуже.
- Ну что же, мой милый,- сказал он,- в одном наш разговор меня убедил - в том, что я могу положиться на ваше слово. Поклянитесь честью сохранить в тайне не только то, что произошло сегодня вечером, но и обстоятельства аппинского дела, и я отпущу вас на все четыре стороны.
- Я дам слово до завтра или другого ближайшего дня, который вам будет благоугодно назначить,- ответил я.- Мне не хочется показаться излишне хитрым, но если я дам такое обещание без оговорки, ваша милость добьется своей цели.
- Я вовсе не думал поймать вас в ловушку,- возразил он.
- В этом я не сомневаюсь,- сказал я.
- Дайте подумать,- продолжал он.- Завтра воскресенье. Приходите ко мне в восемь часов утра в понедельник и дайте мне свое обещание на этот срок.
- С большой охотой, милорд,- ответил я.- А касательно того, что я слышал от вас, даю вам слово молчать до тех пор, пока господу будет благоугодно продлять ваши дни.
- Заметьте,- сказал он затем,- я не прибегал к угрозам.
- Это свидетельствует о благородстве вашей милости,- ответил я.- Однако я не настолько туп, чтобы не угадать суть не произнесенных вами угроз.
- Ну, позвольте пожелать вам доброй ночи,- закончил он.- Надеюсь, вы будете спать спокойно, хотя мне вряд ли это удастся.
Вздохнув, он взял свечу и проводил меня до входной двери.
Глава 5
В ДОМЕ ЛОРДА-АДВОКАТА
На следующий день, двадцать седьмого августа, в воскресенье, мне наконец выпал долгожданный случай послушать прославленных эдинбургских проповедников, которых я давно знал по рассказам мистера Кэмпбелла. Увы! С тем же успехом я мог бы слушать проповедь самого почтенного мистера Кэмпбелла в Эссендине! Мои мысли упорно возвращались к разговору с Престонгрейнджем, и я не мог сосредоточить внимание ни на чем другом. И рассуждения служителей божьих произвели на меня куда меньше впечатления, чем зрелище прихожан, переполнявших церкви, словно публика - театр (насколько я его себе представлял) или же (что в тогдашнем моем настроении было мне ближе) зал суда. Особенно поразила меня трехъярусная галерея Западной церкви, куда я направился в тщетной надежде увидеть мисс Драммонд.
В понедельник я впервые побывал у цирюльника и остался очень доволен результатами, а оттуда направился к лорду-адвокату. Вновь у его дверей ярким пятном краснели солдатские мундиры. Я оглянулся, ища взглядом мисс Драммонд и ее служителей, но нигде их не увидел. Однако едва меня проводили в кабинет, а вернее, в приемную, где мне пришлось провести в субботу столько тягостных часов, как я увидел в углу высокую фигуру Джеймса Мора. Его, казалось, снедала мучительная тревога, он непрестанно шевелил ногами и руками, а взгляд его без конца шарил по стенам небольшой комнаты, так что я тотчас с жалостью вспомнил о его тяжком положении. Наверное, это чувство, а также горячий интерес, который продолжала вызывать во мне его дочь, толкнули меня заговорить с ним.
- Позвольте пожелать вам доброго утра, сударь,- сказал я.
- Доброе утро и вам, сударь,- ответил он.
- Вам назначил прийти сюда Престонгрейндж? - спросил я.
- Да, сударь, и от души желаю, чтобы ваше дело к нему было более приятно,- последовал ответ.