Похищенный. Катриона

- А ну, покажи-ка письмо,- внезапно сказал он, протянув руку.

Я ответил, что письмо адресовано не ему, а мистеру Бальфуру.

- А кто ж я таков, по твоему разумению?! Дай-ка сюда письмо. Оно ведь от Александра.

- Как, вы знаете имя моего отца?

- Было бы странно, если б я не знал. Как-никак он был мне родным братом. А тебе, вижу, не очень-то я по душе, да и дом мой, похоже, тебе не нравится, и овсяная каша тебе не по вкусу. Что ж, любезный,- тебя, кажется, зовут Дэви - ничего не поделаешь. Выходит, я твой родной дядя, а ты мой родной племянничек. Так, стало быть. А теперь подай мне письмо и изволь есть что дают.

Будь я на несколько лет моложе, я бы не выдержал и разрыдался. Разные чувства теснились в моей душе: стыд, разочарование, уныние. Решительно сбитый с толку, не зная, радоваться мне или плакать, я подал ему письмо и молча принялся за еду, глотая кашу без всякого аппетита, насколько, конечно, это возможно в семнадцать лет.

Между тем дядя, наклонясь к очагу, тщательно изучал письмо, повертывая его то так, то этак.

- Что в нем? - внезапно спросил он.- Ты читал его?

- Вы же видите, сэр, что печать не сломана.

- Так-то так, а все-таки, что тебя привело ко мне?

- Я уже говорил вам: я пришел передать вам это письмо.

- Э, нет,- с лукавым видом сказал дядя.- Уж верно, ты на что-то надеялся, ведь не просто же так ты проделал такой путь.

- Должен признаться, сэр, когда мне сказали, что у меня есть богатые родственники, я действительно питал надежду на то, что они окажут мне покровительство. Но я не нищий, сэр. Я не прошу подаяния, мне ничего не нужно от вас, коль скоро я вам неугоден. Пускай я беден, но у меня есть друзья: они, поверьте, не откажут мне в помощи.

- Ну-ну, распетушился! - оборвал меня дядя.- Ничего, мы еще с тобой поладим. А теперь, дражайший племянник, я вижу, ты уже откушал моей каши, позволь же и мне немного подкрепиться. Да-а-а,- продолжал он, сидя на стуле, который я ему с поспешностью уступил.- Нет ничего питательнее овсяной каши.

И, пробормотав молитву, дядя принялся доедать из тарелки.

- Да-а,- начал он снова, отложив ложку.- Твой отец знал толк в еде. Да и ел не сказать чтобы много, но зато за милую душу. Ну, а я так, понемножку, не то что, бывало, он.- С этими словами он отхлебнул пива, но тут, вспомнив, вероятно, об обязанностях гостеприимства, поспешил добавить: - Если хочешь пить, так вода у меня за дверью.

Я ничего ему не ответил, но и не тронулся с места. В груди моей клокотала злоба. Что же касается дяди, то он, чувствуя на себе мой взгляд, продолжал есть и временами взглядывал исподлобья, выхватывая настороженным взором то чулки мои, то башмаки, но по-прежнему не решаясь смотреть мне в лицо. Впрочем, раз глаза наши встретились. В его беглом, брошенном исподтишка взгляде изобразился на миг такой затравленный страх, какой, наверное, испытывает вор, запустивший руку в чужой карман, когда его ловят с поличным. Я подумал, что дядюшкина боязливость проистекает, видимо, из нелюдимости, замкнутости. Кто знает, быть может, привыкнув ко мне, он переменится. Резкий голос прервал мои размышления:

- А что, давно твой отец умер?

- Три недели назад,- отвечал я.

- Скрытный был человек Александр. Все, бывало, молчал, елова из него не вытянешь. А что, обо мне он ничего не рассказывал?

- Поверьте, я только от вас узнал, что у него, оказывается, есть брат.

- Боже мой! - воскликнул Эбинизер.- А позволь спросить, о поместье он ничего не сказывал?

- Ничего, сэр.

- Подумать только. Вот странный человек.

Тем не менее он, казалось, остался доволен, но то ли самим собою, то ли мной, то ли скрытностью моего отца - чем именно, я не мог понять. Было явно, однако, что его неприязнь ко мне постепенно сменялась каким-то иным чувством, ибо вскоре, отужинав, он подошел ко мне, потрепал по плечу, говоря:

- Мы еще с тобой поладим. Рад, что впустил тебя. А теперь пойдем, покажу, где ты будешь спать.

К моему удивлению, он не взял с собой ни свечи, ни лампы. Мы пошли по темному коридору, поднялись по лестнице. Дядя остановился у какой-то двери и, тяжело дыша, долго возился с ключами. Я шел за ним следом, несколько раз спотыкался и чуть было не упал. Темно было так, что хоть глаз выколи. Отперев дверь, дядя пропустил меня вперед. Я сделал на ощупь несколько шагов и, обернувшись, попросил дать мне свечу на ночь.

- И, полно, какие свечи! Луна на дворе.

- Вы ошибаетесь, сэр. Небо заволокло, и здесь ничего не видно. Постели и то не найдешь.

- Ну-ну, вздор. Ужасно боюсь, когда зажигают свечи. А вдруг, не ровен час, пожар. Нет-нет, уж не взыщи, мой милый. Спокойной ночи.

Я не успел промолвить и слова, как дядя живо захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Поистине хоть плачь, хоть смейся. В комнате было сыро и холодно, как в колодце. Я добрел до кровати, но она оказалась сырее торфяного болота. По счастью, я захватил свой узелок с вещами. Закутавшись в плед, я лег на полу возле кровати и тотчас заснул.