Похищенный. Катриона

– Просто поразительно, – прибавил он, – откуда только у этих арендаторов берутся деньги, ведь сами живут впроголодь. У вас, кстати, мистер Бэлфур, не водится табачок? Ах, вот как. Ну, обойдусь, мне же на пользу… Да,

так вот про арендаторов: отчасти, конечно, их заставляют.

Джемс Стюарт из Дюрора – его еще называют Джемсом

Гленом – доводится единокровным братом предводителю клана, Ардшилу: он тут почитается первым человеком и спуску никому не дает. Есть и еще один, некий Алан

Брек…

– Да-да! – подхватил я. – Что вы о нем скажете?

– Что скажешь о ветре, который дует, куда восхочет? –

сказал Хендерленд. – Сегодня он здесь, завтра там, то налетел, то поминай как звали: воистину, бродячая душа. Не удивлюсь, если в эту самую минуту он глядит на нас из-за тех вон дроковых кустов, с него станется!. Вы с собой, между прочим, табачку случайно не прихватили?

Я сказал, что нет и что он уже спрашивает не первый раз.

– Да, это очень может быть, – сказал он, вздохнув. –

Странно как-то, почему б вам не прихватить… Так вот, я и говорю, что за птица этот Алан Брек: бесшабашный, отчаянный и к тому же, как всем известно, правая рука

Джемса Глена. Смертный приговор этому человеку уже вынесен, терять ему нечего, так что, вздумай какой-нибудь сирый бедняк отлынивать, пожалуй, кинжалом пропорют.

– Вас послушать, мистер Хендерленд, так и правда картина безрадостная, – сказал я. – Коль тут с обеих сторон ничего нет, кроме страха, мне дальше и слушать не хочется.

– Э, нет, – сказал мистер Хендерленд. – Тут еще и любовь и самоотречение, да такие, что и мне и вам в укор.

Есть в этом что-то истинно прекрасное – возможно, не по христианским понятиям, а по-человечески прекрасное. Вот и Алан Брек, по всему, что я слышал, малый, достойный уважения. Мало ли, мистер Бэлфур, скажем, и у нас на родине лицемеров и проныр, что и в церкви сидят на первых скамьях и у людей в почете, а сами зачастую в подметки не годятся тому заблудшему головорезу, хоть он и проливает человеческую кровь. Нет, нет, нам у этих горцев еще не грех бы поучиться… Вы, верно, сейчас думаете, что я слишком уж загостился в горах? – улыбаясь, прибавил он.

Я возразил, что вовсе нет, что меня самого в горцах многое восхищает и, если на то пошло, мистер Кемпбелл тоже уроженец гор.

– Да, верно, – отозвался он. – И превосходного рода.

– А что там затевает королевский управляющий? –

спросил я.

– Это Колин-то Кемпбелл? – сказал Хендерленд. – Да лезет прямо в осиное гнездо!

– Я слыхал, собрался арендаторов выставлять силой?

– Да, – подтвердил Хендерленд, – только с этим, как в народе говорят, всяк тянет в свою сторону. Сперва Джемс

Глен отъехал в Эдинбург, заполучил там какого-то стряпчего – тоже, понятно, из Стюартов; эти вечно все скопом держатся, ровно летучие мыши на колокольне, – и приостановил выселение. Тогда снова заворошился Колин Кемпбелл и выиграл дело в суде казначейства. И вот уже завтра, говорят, первым арендаторам велено сниматься с мест.

Начинают с Дюрора, под самым носом у Джемса, что, на мой непосвященный взгляд, не слишком разумно.

– Думаете, будут сопротивляться? – спросил я.

– Видите, они разоружены, – сказал Хендерленд, – во всяком случае, так считается… на самом-то деле по укромным местам немало еще припрятано холодного оружия.

И потом, Колин Кемпбелл вызвал солдат. При всем том, будь я на месте его почтенной супруги, у меня бы душа не была спокойна, покуда он не вернется домой. Они народец лихой, эти эпинские Стюарты.

Я спросил, лучше ли другие соседи.

– То-то и оно, что нет, – сказал Хендерленд. – В этом вся загвоздка. Потому что, если в Эпине Колин Кемпбелл и поставит на своем, ему все равно нужно будет заводить все сначала в ближайшей округе, которая зовется Мамор и входит в земли Камеронов. Он над обеими землями королевский управляющий, стало быть, ему из обеих и выживать арендаторов; и знаете, мистер Бэлфур, положа руку на сердце, у меня такое убеждение: если от одних он и унесет ноги, его все равно прикончат другие.

Так-то, за разговорами, провели мы в дороге почти весь день; под конец мистер Хендерленд объявил, что был счастлив найти такого попутчика, а в особенности – познакомиться с другом мистера Кемпбелла («которого, – сказал он, – я возьму на себя смелость именовать сладкозвучным певцом нашего пресвитерианского Сиона»), и предложил мне сделать короткую передышку и остановиться на ночь у него – он жил неподалеку, за Кингерлохом. По совести говоря, я несказанно обрадовался; особой охоты проситься к Джону из Клеймора я не чувствовал, тем более, что после своей двойной незадачи – сперва с проводниками, а после с джентльменом-паромщиком – стал с некоторой опаской относиться к каждому новому горцу. На том мы с мистером

Хендерлендом и поладили и к вечеру пришли к небольшому домику, одиноко стоявшему на берегу Лох-Линне.

Пустынные горы Ардгура по эту сторону уже погрузились в сумрак, но левобережные, эпинские, еще оставались на солнце; залив лежал тихий, как озеро, только чайки кричали, кружа над ним; и какой-то зловещей торжественностью веяло от этих мест.