Спали мы в пещере на ложе из вереска, срезанного нами ради этого случая; укрывались Алановым плащом. В изгибе расселины была небольшая впадина, и мы до того расхрабрились, что жгли в ней костер, и, когда набегали тучи, можно было согреться, сварить овсянку, нажарить мелкой форели, которую мы голыми руками ловили в ручье под камнями и нависшим берегом. Рыбная ловля, кстати сказать, была у нас тут и первейшей забавой и самым важным делом – не только потому, что муку не мешало приберечь про черный день, но и потому, что нас занимало соревнование, – и, по пояс голые, мы чуть ли не целые дни проводили на берегу, нашаривая в воде рыбешку. Самая крупная форель, какую мы изловили, весила что-нибудь около четверти фунта; и все же, нежная и ароматная, испеченная на угольях – да если б еще присолить немного, –
она была прелакомым блюдом!
Всякую свободную минуту Алан тянул меня фехтовать,
он никак не мог примириться с тем, что я не держу в руках шпаги; но я-то еще подозреваю, что занятие, в котором он был столь неоспоримо искусней меня, его особенно прельщало потому, что в рыбной ловле он не однажды мне уступал. Придирался он ко мне на уроках сверх меры, бушевал, распекал меня на чем свет стоит и так рьяно наседал на меня, что я только и ждал, как бы он не пропорол меня насквозь. Сколько раз меня подмывало дать стрекача, но я все равно держался стойко и извлек кой-какую пользу из наших уроков; пусть это было всего лишь умение с уверенным видом стать в оборонительную позицию; частенько большего и не требуется. А потому, не сумев заслужить и тени похвалы у моего наставника, сам я был не так уж недоволен собой.
Меж тем неверно было бы предположить, что мы махнули рукой на главную свою заботу: как бы уйти от опасности.
– Не один денек минует, покуда красные мундиры догадаются искать нас в Коринаки, – сказал мне Алан в первое же утро. – Так что теперь надо бы послать весточку
Джемсу. Пускай раздобудет нам денег.
– А как ее пошлешь? – сказал я. – Мы здесь одни, в другое место податься пока что не решимся; разве только вы пташек перелетных призовете себе в посыльные, а так я не вижу способа это сделать.
– Да? – промолвил Алан. – Не горазд же ты на выдумки, Дэвид.
Он уставился на тлеющие угольки кострища и задумался; затем подыскал две щепки, связал крест-накрест, а четыре конца обуглил дочерна. После этого он нерешительно взглянул на меня.
– Ты не дашь мне на время ту пуговицу? – сказал он. –
Подаренное назад не просят, но мне, признаться, жалко отпарывать еще одну.
Я отдал ему пуговку; он нанизал ее на обрывок плаща, которым был скреплен крест, привязал сюда же веточку березы, добавил еще веточку сосны и с довольным лицом осмотрел свое творение.
– Так вот, – сказал он. – Есть невдалеке от Коринаки селение – по-английски сказать, деревенька, называется она Колиснейкон. У меня там немало друзей – одним я смело доверю жизнь, а на других не так уж полагаюсь.
Понимаешь, Дэвид, за наши головы назначат награду; Джемс самолично назначит, ну, а что до Кемпбеллов, эти никогда не поскупятся, лишь бы напакостить Стюарту.
Будь оно иначе, я бы ни на что не посмотрел и сам наведался в Колиснейкон, вверил бы свою жизнь этим людям с легкой душой, как перчатку.
– Ну, а так?
– А так лучше мне не попадаться им на глаза, – сказал
Алан. – Скверные людишки отыщутся где хочешь, слабодушные тоже, а это еще страшней. Потому, когда стемнеет, проберусь-ка я в то селение и подсуну вот эту штуку, которую я смастерил, на окошко доброму своему приятелю
Джону Бреку Макколу, эпинскому испольщику5.
– Очень хорошо, – сказал я. – Ну, а найдет он эту штуку, что ему думать?
– М-да, жаль, не шибко сообразительный он человек, –
5 Испольщиком зовется арендатор, который берет у землевладельца на корма скотину, а приплод делит с хозяином. (
заметил Алан. – Положа руку на сердце, боюсь, она ему мало что скажет! Но у меня задумано вот как. Мой крестик немного напоминает огненный крест, то бишь знак, по которому у нас созывают кланы. Ну, что клан подымать не надо, это-то он поймет, потому что знак стоит у него в окне, а на словах ничего не сказано. Вот он и подумает себе:
«Клан подымать не нужно, а все же здесь что-то кроется».
И потом увидит мою пуговицу, вернее, не мою, а Дункана
Стюарта. Тогда он станет думать дальше: «Дунканов сынок хоронится в лесах, и ему понадобился я».
– Может быть, – сказал я. – Допустим, так и случится, но отсюда до Форта лесов много.
– Правильно, – сказал Алан. – Но еще увидит Джон
Брек две веточки, березовую и сосновую, и рассудит, коли у него есть голова на плечах (я-то в этом не очень уверен):
«Алан укрывается в лесу, где растет сосна и береза». И
подумает про себя: «Эдаких лесов в округе раз-два и обчелся» – и наведается к нам в Коринаки. А уж ежели нет, Дэвид, так и катись он тогда ко всем чертям, я так считаю; грош ему ломаный цена.
– Да, дружище, – сказал я, чуть подтрунивая над ним, –
ловко придумано! А может быть, все-таки проще взять и написать ему два слова: так, мол, и так?
– Золотые ваши слова, мистер Бэлфур из замка Шос, –