Похищенный. Катриона

Уильям. Затем после новых проволочек мне будет дано новое разрешение, и они добавят, что офицер получил реприманд... военная косточка, заведомо в законах не разбирается... Все их фальшивые объяснения я перечислю заранее. Поеду в третий раз, и первые свои инструкции я получу накануне суда. Разве я не прав, когда называю это заговором?

— Во всяком случае, на заговор очень и очень похоже,— ответил я.

— Сейчас я вам это докажу,— продолжал он.— У них есть право держать Джеймса в тюрьме, но допускать меня к нему они обязаны. А упрятывать в тюрьму свидетелей у них даже права нет, но как мне увидеть этих свидетелей, которые должны пользоваться не меньшей свободой, чем сам лорд верховный судья? Нет, вы прочтите: «Касательно прочего никакие распоряжения начальникам тюрем, которые ли в чем не преступили своих обязанностей, отдаваться не будут». Ни в чем не преступили! Господа хорошие! А закон от одна тысяча семисотого года? Мистер Бальфур, у меня сердце вот-вот разорвется. Все нутро огнем пылает!

— Если сказать попросту,— перебил я,— фраза эта означает, что свидетели останутся в тюрьме и вас к ним не допустят?

— Допустят только в Инверэри, на самом суде! — вскричал он.— А потом я буду слушать, как Престонгрейндж примется расписывать «тяжкую ответственность, сопряженную с его постом, и всемерную помощь, предоставленную защите»! Но я их одурачу, мистер Бальфур! Перехвачу свидетелей на дороге и посмотрю, не удастся ли мне добиться хоть малости уважения к правосудию от «военной косточки, в законах заведомо не разбирающегося», который будет командовать охраной.

(Так и произошло — мистер Стюарт впервые говорил со свидетелями по делу на обочине дороги под Тайндра-мом благодаря любезности офицера.)

— Меня в этом деле ничто не удивит,— заметил я.

— Нет, я вас все-таки удивлю! — воскликнул он.— Вот взгляните! — И он извлек из кармана лист, еще пахнущий типографской краской.— Это обвинительный акт. Видите, вот фамилия Престонгрейнджа под списком свидетелей, но я что-то не вижу никакого Бальфура. Но тут дело в другом. Кто, по-вашему, уплатил за печатание этого документа?

— Ну, мне кажется, король Георг,— ответил я.

— А заплатил-то я! — воскликнул он.— Нет, напечатано это было ими и для них — для Грантов и Эрскинов и этого татя в темной нощи, Саймона Фрэзера. А мне прислали копию? Нет! Я должен был готовить свою защиту вслепую. Я должен был услышать обвинения только в суде в одно время с присяжными!

— Но ведь это же противозаконно? — спросил я.

— Не совсем,— ответил он.— Это была любезность, настолько естественная и неизменно оказываемая (до этого бесподобного дела!), что ее никто не подумал узаконить. И вот теперь подивитесь воле провидения! Посторонний в типографии Флеминга видит на полу пробный отпечатанный лист, подбирает его и приносит мне. Из всех возможных документов именно этот акт! После чего я заказал его вновь напечатать — на средства защиты: sumptibus moesti rei[52]. Кто, когда слышал такое? И вот она — их грязная тайна. Пусть все ее видят! Но какую радость, по-вашему, приносит это мне, когда я должен спасать жизнь моего родича?!

— Никакой, я полагаю, — сказал я.

— Теперь вам известно все,— закончил он.— И вы поймете, почему я расхохотался вам в лицо, когда вы сказали, что вас допустят давать показания.

Настал мой черед, и я коротко рассказал ему про угрозы и посулы мистера Саймона, про мой поединок с бретером и про последующий разговор у Престонгрейнджа. Про первый наш разговор, памятуя о своем обещании, я не сказал ничего, но этого и не требовалось. Пока я говорил, Стюарт кивал, точно механический болванчик, а едва я умолк, он открыл рот и выразил свое мнение в двух словах, произнеся оба с особой выразительностью.

— Скройтесь тоже!

— Я вас не понял,— сказал я.

— Ну, так я вам растолкую,— ответил он.— По-моему, вам надо исчезнуть. И спорить тут нечего! Лорд-адвокат, сохраняющий еще остатки порядочности, вырвал у Саймона и герцога пощаду для вас. Он отказался предать вас суду и воспротивился тому, чтобы вас убили. Вот вам объяснение их ссоры — ведь Саймон и герцог не способны сдержать слово, даже если дают его не врагу, а другу. Значит, вас не станут судить и не станут убивать, но я сильно ошибаюсь, если вас не намерены похитить и спрятать, как леди Грейндж. Бьюсь с вами об заклад на что угодно — это и есть их «средство»!

— Вы мне напомнили кое о чем! — воскликнул я и рассказал ему про свист и рыжего служителя Нийла.