— Вот что, — сказал я. — Я не могу устроить этого сейчас, потому что у меня нет струн для банджо, но как только сюда заглянет хоть какой-нибудь корабль, я сооружу точно такую же штуку прямо у себя здесь, на веранде, и он сам увидит, что дьяволы тут совершенно ни при чем. Скажи ему, что, как только я раздобуду струны, я сварганю такую штуку для его малышей. Называется это «эолова арфа», а по-английски это значит «напугай дурака». Переведи ему.
На этот раз моя речь доставила Маэа такое удовольствие, что он даже сделал попытку сам заговорить по-английски.
— Ты говорить правду? — спросил он.
— А то как же! — сказал я. — Все святая правда. Тащи сюда Библию, Юма, если эта книжища у тебя имеется, и я ее поцелую. Или вот что, так даже будет лучше, — сказал я, решившись взять быка за рога. — Спроси Маэа, не струхнет ли он, если я предложу ему самому отправиться в заросли днем.
По-видимому, он решил, что не струхнет. Среди бела дня, да если еще в компании — на это он, должно быть, мог отважиться.
— Так, значит, по рукам, — сказал я. — Объясни ему, что этот малый Кейз — обыкновенный жулик, а все, что он там устроил, — сущая чепуха, так что пусть Маэа придет туда завтра утром и поглядит сам, что к тому времени от всего этого останется. Только ты скажи ему еще вот что, Юма, и смотри, чтобы он это хорошо понял: если он начнет трепать языком, Кейз непременно все разнюхает, и тогда мне конец! Скажи, я держу сторону Маэа, и если он проболтается хоть единым словом, моя кровь падет на его голову, и будет он проклят отныне и вовеки.
Она все перевела ему, и он горячо пожал мне руку и заявил:
— Говорить — нет. Завтра идти. Ты — мой друг?
— Нет, сэр, — сказал я, — без этих глупостей. Скажи ему, Юма: я приехал сюда торговать, а не заводить друзей. Но что касается Кейза, то его я отправлю в царство небесное!
И Маэа ушел, очень довольный, насколько я понял.
Глава пятая
Ночь в лесу
Ну что ж, теперь уж отступать было некуда. Тияполо надо было уничтожить сегодня же, и у меня было хлопот полон рот, причем трудиться мне приходилось не только руками, но и языком. В доме у меня было прямо как на собрании в каком-нибудь рабочем клубе: Юма вбила себе в голову, что я ни в коем случае не должен идти в заросли ночью, а если пойду, значит, никогда не вернусь обратно. Я уже приводил вам один образчик ее доказательств, в котором фигурировали королева Виктория и дьявол, и, думаю, вы легко можете вообразить себе, до какого изнеможения я дошел задолго до того, как начало смеркаться.
Наконец меня осенило. Какой был смысл растолковывать ей и лезть из кожи вон? С большим толком можно пустить в ход что-нибудь из ее собственного арсенала, решил я.
— Ну ладно, вот что я тебе скажу, — заявил я. — Давай сюда твою Библию, я возьму ее с собой. Тогда у меня все будет в порядке.
Она принялась клятвенно утверждать, что от Библии не будет никакого проку.
— Это только показывает твое невежество, — сказал я. — Тащи сюда Библию.
Она принесла ее, и я взглянул на титульный лист, где, как мне казалось, могло найтись что-нибудь на английском языке. Я не ошибся.
— Гляди! — сказал я. — Гляди сюда: «Лондон, Блэкфрайерс, издано по заказу Британского и международного Библейского общества». Дальше стоит дата, которую я не могу прочесть, так как тут эти самые кресты и палочки. Ну, видишь, дурочка! Ни один дьявол на свете не посмеет приблизиться к Библейскому обществу и Блэкфрайерс! — сказал я. — Как, по-твоему, справляемся мы с нашими собственными «айту» у себя на родине? Только с помощью Библейского общества!
— А я думай, у вас их нет, — сказала она. — Один белый человек, он сказать мне — у вас их нет.
— А ты и поверила, да? — сказал я. — Почему же это на ваших островах они повсюду, куда ни плюнь, а у нас в Европе будто уж ни одного?
— Хлебное дерево у вас тоже нет, — сказала она.
Я схватился за голову.
— Ну вот что, старуха, — сказал я, — отвяжись ты от меня, ради бога! Надоела ты мне. Я возьму с собой эту Библию и с ней буду как у Христа за пазухой, и больше я ничего не желаю слушать.