Рошнани определенно что-то ответила, но Абивард ее ответа уже не слышал.
Удар по голове, дополненный маковым соком в лекарстве, которое она дала ему, погрузил его в сон. Когда он снова открыл глаза, в закутке было темно, мерцала только одна лампа. Ламповое масло пахло непонятно. Запах был ему знаком, но откуда – он не мог припомнить. Он заснул, так и не вспомнив.
Проснувшись на другое утро, он не сразу понял, где находится. Тряска фургона и его пульсирующая, тяжелая голова, словно сговорившись, внушили ему мысль, что он проснулся после затяжной попойки в самый разгар землетрясения.
Потом с соседней лавки поднялась Рошнани.
– Как больное место? – спросила она.
Память возвращалась. Он осторожно приложил палец к виску.
– Болит, – сообщил он.
Она кивнула:
– У тебя там здоровенный синяк, хотя большая часть его скрыта под волосами. Хорошо, что узурпаторский вояка не проломил тебе череп.
– Повезло. – Абивард вновь притронулся к виску и поморщился. – По-моему, он был от этого не так далек. – Рошнани задула лампу. На этот раз он узнал капах. – Это горит… это, как его?.. Минеральное масло, вот. Саперы Пероза пользовались им, поджигая мост, когда из Пардрайи возвратились немногие уцелевшие бойцы. Говорят, южане заливают его в лампы.
– Мне оно не нравится, пахнет отвратительно, – сказала Рошнани. – Но масло у нас кончалось, и служанка купила кувшин минерального. Горит-то оно неплохо, но не представляю себе, чтобы ему когда-нибудь нашлось и другое применение.
Служанки приготовили Абиварду особенный завтрак: говяжий язык, мозги и ножки, приправленные перцем. Голова еще болела, но аппетит вернулся. Теперь он не ощущал тошноты; пища определенно удержится в желудке. И все же Рошнани наотрез запретила ему вставать, кроме как на горшок.
В середине утра его зашел проведать Шарбараз.
– Дай тебе Господь доброго дня, величайший, – сказал Абивард. – Как видишь, я и так уже простерся перед тобой.
Царь Царей усмехнулся.
– Поправляешься, по-моему, – сказал он, невольно вторя Рошнани. – Я рад. Покончив с сантиментами, Шарбараз поспешил напомнить Абиварду, что он – сын Пероза, заявив:
– Теперь к делу. Армия узурпатора бежала окончательно. Вокруг нас увиваются несколько конников, но они не помешают нам наступать.
– Добрая весть, – сказал Абивард. – Теперь ничто не помешает нам обойти Дилбатские горы с юга и повернуть на северо-восток, на Машиз?
– На первый взгляд, нет, – сказал Шарбараз. – Но вчерашние события мне не нравятся, очень не нравятся. Да, мы победили, но не так, как я хотел. К нам не перебежал ни один человек, ни один отряд. Нам пришлось побить их, тогда они отступили; сдались лишь те, у кого не оставалось иного выхода. Никто из них не обратил оружия против сторонников Смердиса.
– Это тревожный знак. – Абивард чувствовал, что он сейчас глупее, чем следовало бы, и это его раздражало: Шарбаразу нужен был от него наилучший совет, какой он только мог дать. Подумав немного, он сказал:
– Мне кажется, что теперь остается только продолжать идти вперед, несмотря ни на что. Не можем же мы прекратить борьбу только потому, что она оказалась тяжелее, чем мы рассчитывали.
– Согласен, – сказал Шарбараз. – Если мы не перестанем побеждать, Смердис рано или поздно падет. – Он трижды стукнул себя кулаком по бедру. – Но я был так уверен, что узурпатор потерпит бесславное поражение, как только станет известно, что я жив и не отрекся добровольно.
– Помимо прочего, мой отец всегда говорил, что чем дольше живешь, тем сложнее кажется жизнь, – сказал Абивард. – Он говорил, что только мальчишки да святые отцы ни в чем не сомневаются; те же, кому приходится жить в миру, со временем понимают, что мир этот больше и сложнее, чем можно себе представить.
– По-моему, я говорил тебе, что мой отец хвалил твоего за здравый ум, сказал Шарбараз. – Чем больше я слушаю Годарса через твои уста, тем больше убеждаюсь, что отец знал, что говорил.
– Величайший милостив к памяти моего отца, – сказал Абивард, растроганный похвалой и жалея, что Годарс не может ее слышать. – Что ты намерен делать дальше? Продолжать лобовой марш на столицу?
– Да, а что же еще? – Законный Царь Царей нахмурился:
– Я знаю, что это не слишком тонко, но выбора у нас нет. Одну дружину Смердиса мы уничтожили, другую здорово побили. Он побоится рисковать третьей. Если повезет, мы достигнем Машиза прежде, чем он соберется снова ввязаться в бой. Остается выиграть битву на подступах к Машизу – и город наш. А если Смердис попытается бежать, допустим, в крепость Налгис-Краг, он узнает, что нам достанет терпения взять его измором. – Глаза его засияли в предвкушении.
За несколько минут Шарбараз перешел от мрачных размышлений о том, что сторонники Смердиса отказываются переходить на его сторону, к восторгу от перспективы склонить своего соперника к покорности голодом. Абивард пожалел, что не умеет так же быстро преодолевать свое дурное настроение. Но он, как и Годарс, вроде бы не отличался переменчивостью нрава.
Он сказал: