Нет. Нет! Не смей даже думать об этом! Конечно же, он будет там. Женщина выглядела милой и приятной. Что еще ей остается делать, кроме как сойти с Риччи с поезда? Это будет вполне логично. Она сама сказала: «Следующая остановка». Она сама сказала. И Эмма снова принялась представлять, как держит Риччи на руках, его коренастое, полненькое тельце, как вдыхает его запах. В глазах у нее защипало. Она оказалась такой никчемной матерью. И не только сегодня, а каждый день, с тех самых пор, как он появился на свет. Он заслуживал лучшей матери, нежели она. Она поднесла руку ко рту, пытаясь унять душевную боль, глотая слезы и задыхаясь от чувства вины. Но она исправится. Она станет другой. Непременно станет. И к сыну она будет относиться совсем по-другому. Всего через минуту. Уже меньше, чем через минуту. Сколько еще до следующей станции? Когда же закончится этот туннель? Сколько еще пройдет времени, прежде чем она перестанет видеть в стекле собственное отражение и вместо него перед ней окажется платформа и Риччи?
А вдруг его там не будет?
Туннель исчез. Лицо Эммы исчезло, осталось только темно-синее небо, кирпичные стены, перекрещивающиеся и убегающие вдаль рельсы. Они въезжали на станцию. Кругом были фонари, платформы и плакаты.
Глава вторая
Риччи захныкал, выгибая спину и отталкивая Эмму кулачками. Она готова была задушить его в объятиях. Он дышал на нее ароматом апельсинового леденца на палочке и ржаных сухариков. Внезапно руки у Эммы ослабели, она больше не могла держать его. Ей просто необходимо было присесть. На нее надвигалась темнота.
— С вами все в порядке? — спросила женщина. Голос ее доносился до Эммы откуда-то издалека, словно сквозь вату. — Может, будет лучше, если я подержу вашего малыша?
Эмма почувствовала, как Риччи забирают у нее из рук. Она нащупала скамью позади себя и обессиленно повалилась на нее. В ушах у нее зашумело. Она закрыла глаза и подалась вперед.
Спустя минуту шум в ушах стих. Она снова очутилась на платформе. Все нормально.
Эмма выпрямилась.
— Спасибо вам, — сказала она и разрыдалась.
Она не знала, сколько проплакала. Скорее всего, прошло лишь несколько секунд, но когда она подняла голову, то увидела, что Риччи, сидящий на коленях у женщины, уставился на нее с раскрытым ртом. С его нижней губки свисала длинная струйка слюны, покачиваясь в нескольких дюймах от рукава дорогого пальто женщины. Именно эта картина и заставила Эмму взять себя в руки.
— Прошу прощения. — Она смахнула с глаз слезы. — Просто мы одни на целом свете, мой мальчик и я. Иногда мне очень трудно… Извините меня, ради бога! Извините. — Она покачала головой. — Вам, конечно, скучно все это слушать. Вы, должно быть, думаете, что я — никчемная мать.
— Какие глупости! — пробормотала женщина. — Вы наверняка испытали ужасный шок.
Она была права. Эмме страшно хотелось прижать Риччи к груди, но у нее дрожали руки, а по щекам по-прежнему ручьем текли слезы. А тут еще и губа начала кровоточить. Она огляделась по сторонам, ища, чем бы ее вытереть. Эта станция метро выглядела гораздо оживленнее, чем предыдущая. Интересно, где они находятся? Она взглянула на табличку с названием, висевшую над сиденьем. Уайтчепел. К платформе подкатил очередной поезд. Две девушки встали с соседней скамейки и направились к открывающимся дверям.
— Хотите салфетку?
Женщина, одной рукой удерживая Риччи на коленях, принялась рыться в сумочке. Очевидно, она принадлежала к тому типу женщин, которые всегда носят с собой чистые салфетки. Разумная, уравновешенная, типичная директриса средней школы. На вид ей было немногим больше сорока. Светлые, подстриженные чуть ниже ушей волосы уложены в аккуратную прическу. Твидовые брюки. Короткое пальто желтовато-коричневого цвета, с меховой оторочкой на обшлагах и воротнике.
— Вот, держите, — сказала женщина.
— Благодарю вас.