Куст доходил Рорку только до пояса, листвы на нем не было, и он вряд ли мог служить укрытием от солнца и жары. Однако между нижней веткой и гравием было небольшое свободное пространство. Рорк решил использовать ветку в качестве опоры для одеяла и соорудить своеобразный тент.
Осторожно, морщась от боли, он спустился с верблюда, снял седло и одеяло. Животное продолжало спокойно стоять. Рорк натянул один край одеяла вдоль ветки и зацепил его за колючки, а другой опустил на землю, придавив камнями и песком. Это была времянка, но она могла служить укрытием в течение всего дня. В лучших традициях САС, подумал про себя Рорк.
Даже сама мысль о том, чтобы лечь на землю и уснуть, казалось, отняла у него последние силы. Он сделал один долгий глоток теплой жидкости, оставив во фляжке примерно пинту на вечер, когда проснется.
Но что делать с Дживисом? Верблюд понадобится ему следующей ночью, но не должен же он целый день стоять рядом с его импровизированным лагерем. Рорк отвел животное ядров на сто вдоль гряды, опустил поводья и привязал их к камням. Конечно, это было не самое лучшее решение, но придумать что-то еще у него не было времени. Дживис опустился на колени и начал пережевывать старую жвачку, которую изверг из своих внутренних запасов. Если он такой верблюд, каких Рорк знал в Омане, этого ему хватит на несколько часов, и он отдохнет до наступления темноты.
Затем Рорк вернулся к тенту; пока он шел, ноги находились в тени, а голова уже почувствовала тепло восходящего солнца. Он положил карабин на куртку рядом с собой – на всякий случай, – вытащил из-за пояса два запасных магазина, протиснул туловище под низкий навес и почти сразу же уснул.
Когда Рорк проснулся, солнце уже садилось, последние его лучи отдельными полосками, словно веер, переваливали через кромку гряды на западе. Единственным воспоминанием о прошедшем дне был впечатляющий сон с участием Люси, которая звала его к себе, выставляя напоказ и предлагая свою грудь. Затем все смешалось, потому что она стала разговаривать с каким-то стариком, который был одновременно похож и на Селассие, и на отца Рорка, он велел этому старику убраться, но тот направил на него дуло пистолета. В этот момент он проснулся.
Рорк высунул из-под навеса руку и потрогал лежавший рядом камень. Он все еще был раскален. Да, одеяло и весь тент сослужили свою службу, защитив его от палящих лучей и позволив выспаться и отдохнуть.
Пока солнце садилось, а тени в ложбине постепенно удлинялись, Рорк обдумывал свои последующие действия. В его организме почти не осталось воды, и к рассвету он будет умирать от жажды. Пройдет восемь часов, и ему также захочется есть. Вместе с тем в нем сохранялось чувство уверенности. Почти на всех виденных им картах отмечалось наличие в этих диких местах достаточного количества стоянок пастухов. Не исключено, что в течение ближайших нескольких часов он наткнется на дорогу или тропу, она приведет его на восток, и он найдет там воду и пищу.
Рорк выбрался из-под тента и направился вдоль ложбины к ее дальнему тенистому краю, где его ждал Дживис. Рорк уже думал о том, как перейдет границу, планировал свой визит в британское консульство в Джибути и мысленно беседовал с высоким парнем в рубашке с галстуком, типичным для сотрудников охраны, который живет в белом доме с флагштоком и регулярно отмечает день рождения королевы...
Он думал обо всем этом, а когда дошел до места, был просто ошарашен... Верблюд исчез.
Рорк огляделся вокруг – никаких следов животного. Он взобрался вверх по склону, уже погрузившемуся в сумерки, и всмотрелся в даль. Даже крикнул несколько раз: «Дживис!» Затем замолчал, испугавшись, что его могут услышать: ведь в неподвижном воздухе его голос мог разноситься не менее чем на полмили. Он начал искать следы и минут через десять обнаружил их. Они уходили на запад. Наверняка, хорошо зная эти места, Дживис направился назад, к своему хозяину или к источнику воды. Рорк несколько раз грубо выругался, осознав весь ужас своего положения.
Изругав себя самыми последними словами за благодушие и потерю бдительности – оставив верблюда без присмотра, он сам дал ему возможность исчезнуть и, благодаря этому, поставил себя в еще более трудную ситуацию, чем накануне вечером в лачуге пастуха, – Рорк взял себя в руки и стал хладнокровно рассуждать.
Уже наступала ночь, и он может идти пешком, не опасаясь немедленного обезвоживания. До рассвета он сможет пройти десять, может быть, двадцать миль.
Рорк сориентировался по вершинам, которые видел раньше. Теперь самые их кромки слабо освещались в зареве заката. Там был запад. Если он направится в противоположную сторону, на восток, в конце концов выйдет на какую-то дорогу, наткнется на лагерь-стоянку пастухов, стадо, колодец подземной воды или что-то еще. Весь груз его теперь состоял всего лишь из одеяла, фляжки и карабина.