Похититель ангелов

Был еще один вариант. Он имел форму цветного буклета, отпечатанного на хорошей бумаге. В этом буклете вообще все было очень качественно. Красивые фотографии просторных светлых палат, добрых, все понимающих лиц людей в медицинской одежде, счастливых улыбок благополучно перенесших операции и начавших выздоравливать детей и их, еще не верящих своему счастью, родителей. Хвалебные отзывы пациентов. Максимально доступное, написанное простым человеческим языком объяснение, почему именно эта клиника является мировым лидером в данном виде лечения. Единственное, что было сделано небрежно, – это написанная от руки сумма, которую надо было оплатить клинике за предполагаемое лечение. Триста тысяч.

– Нет, это не евро, – успокоил врач, увидев испуганные глаза Светланы, – долларов.

Мясоедов заглушил двигатель, но не спешил открывать дверь автомобиля. Хриплый мужской голос, чуть слышно звучащий из множества автомобильных динамиков, призывал танцевать с ним до конца любви. Песня была старой, написанной за несколько лет до того, как родилась Вика, но нравилась им обоим. Вот и сейчас они молча сидели, держа друг друга за руки.

– Dance me to the end of love, – прошептала Виктория последние слова песни, – ты знаешь, о чем он поет?

– Нет, я же слабоват в английском. – Жора выключил радио, мгновенно в машине стало тихо, словно мир вокруг них полностью исчез в опускающихся на город сумерках.

– Он просит свою любимою вести его в танце к детям, которые у них родятся, просит подарить ему свою красоту, не обращая внимания на страх и горящую скрипку, просит быть с ним вместе и танцевать… Красиво, правда?

– Красиво, – вздохнул Жора, – только грустно очень.

– А ты заметил, красивые песни почти все грустные. Знаешь, когда я жила одна, порой вечером зажигала на полу свечи, включала какую-нибудь грустную музыку и так могла долго сидеть. Вроде бы даже ни о чем не думала, просто сидела, жалела себя, иногда, представляешь, даже плакала. Так хорошо было, красиво.

– Тебе сейчас красоты не хватает, – усмехнулся Жора, – или слез? Я могу пару часов покататься по округе, а ты посиди погрусти.

– Нет, – она нежно провела пальцами по его руке, – это будет не по-настоящему.

– А было по-настоящему? – Жора вполсилы, так, чтобы не причинить боль, сжал ее руку. – По-настоящему – либо грустно, либо красиво. Вместе не бывает.

– Наверно, ты прав, – согласилась Вика, – а вот странно, почему в кино так любят снимать похороны? И непременно так, чтоб было глаз не оторвать. Порой самая лучшая сцена в фильме бывает. Все стоят неподвижно, мужчины в черных костюмах, женщины в платьях, тоже черных, у многих на лице темные очки. И потом так красиво один из них что-то говорит, и от того, что он говорит, тебе вовсе не умершего жалко, а ты думаешь, как же красиво он сказал. Вот если бы на моих похоронах кто-то смог так красиво сказать. А дальше все присутствующие один за другим начинают подходить к могиле, наклоняться и бросать вниз горсть земли. И вот земля рассыпается по этому красивому полированному гробу, и тут кто-то, неизвестная женщина например, кидает вместо земли розу. И ты понимаешь, вот именно она любила так, как никто на свете любить не может, и тебе становится немного жалко, но опять не умершего, а ту женщину с лицом закрытым вуалью, которая бросила этот одинокий цветок. А потом сверху чьи-то равнодушные руки вновь кидают новые горсти земли, и они засыпают несчастную розу. И тут, когда все уже собираются расходиться, неожиданно начинается ливень. И все эти красивые мужчины и женщины в черных костюмах и платьях вмиг раскрывают десятки черных зонтов и так стоят неподвижно под дождем. В черных очках и под черными зонтами.

– И народу всегда толпа, – буркнул Жора, думая о том, что самое время переместиться ближе к холодильнику, в котором еще оставались приготовленные в воскресенье котлеты. – Я вот был в том месяце у тетки в деревне на похоронах, так нас там всего четверо собралось. Я, сестра с мужем и соседка теткина. И то соседка терлась, пока думала, что потом на поминках наливать будут. А как поняла, что мы все после похорон сразу уедем, так и рассосалась по-тихому. В жизни, Викусик, не как в кино, все попроще, грязи побольше и есть по вечерам очень хочется.

К искреннему огорчению Мясоедова, глубоко задумавшаяся Виктория проигнорировала его последний комментарий.

– А кто же этих всех Молотовых хоронил? – вздохнула Крылова. – У меня в голове не укладывается, в один день разом всю семью выкосило.

– Ну, кто-нибудь хоронил, – Жора флегматично пожал плечами, – мэр все-таки. Если очень надо, я туда прилечу, могу узнать.

– Нет. Не надо, – покачала головой Вика, – пойдем лучше домой. Ты ведь, наверно, уже голодный.

– Есть немного, – обрадовался Мясоедов.

Получив одобрение Реваева, Вика с утра сама отвезла Жору в аэропорт, а потому приехала в управление уже ближе к одиннадцати. Войдя в лифт, она привычно взглянула в висевшее на стене зеркало и поправила выбившуюся прядь волос.

– Вы прекрасно выглядите!