Он устремляет взгляд вдаль, похоже, уйдя в воспоминания. Затем глубоко вздыхает, словно очнувшись от грез.
– Если тебе что-то нужно – что бы это ни было, – обращайся без колебаний. Твоя матушка была необыкновенной. Все, кто знал Деллу, любили ее.
Я много раз слышала, как Лэтам лгал. Во многих реальностях. Гадая на сращенной кости моей бабушки, изучая другой мой путь, я видела, как мне приходилось страдать от его лжи. Так что я точно знаю, какой тембр бывает у его голоса и как выглядит его лицо, когда он лжет. И сейчас он искренен – он, и вправду, восхищался моей матушкой, и его в самом деле печалит ее смерть.
Внезапное озарение пронзает мое сердце – и через это крошечное отверстие в него проникает достаточно света, чтобы разогнать тьму. Я все-таки убила Лэтама, мне это удалось. Человек, заколовший мою мать, был уничтожен. Стерт с лица земли. И при этом я не позволила жажде мщения разрушить мою жизнь.
Я не отомстила, но обрела нечто лучшее, чем месть.
Я стала именно той женщиной, какой меня хотела воспитать моя мать.
В Мидвуде все цветет.
Лепестки цветов вишни устилают булыжную мостовую городской площади, словно сахар на печенье. Листва на деревьях в Лесу Мертвых снова зелена и густа после долгой зимы.
Я стою под нашим семейным деревом и дивлюсь тому, как все изменилось.
И сколько всего осталось неизменным.
Я вожу пальцем по буквам имени моей матушки – вырезанным рукой Оскара, а не Брэма. Изменение прошлого не вернуло ее к жизни, но оно возвратило мне ее кости. Я обнаружила их в костнице Мидвуда в целости и сохранности. И кости бабушки тоже. Если у меня когда-нибудь будет ребенок, для его доведывания будут использованы кости, напоенные мудростью женщин нашей семьи.
Я сажусь у подножия дерева и прислоняюсь спиной к его стволу. Запрокидываю голову и смотрю на небо. Зарываюсь пальцами в прохладную траву.
– Мне не хватает тебя, – говорю я вслух.
С тех самых пор, как Наставница Кира задала мне погадать о моем собственном прошлом, я не могу не задаваться вопросом, часто ли матушка заглядывала в мое будущее. Возможно ли, что она смотрела на будущую меня опять и опять? Эта возможность – как бы призрачна она ни была – стала для меня неистощимым источником надежды, благодаря которому у меня теперь такое чувство, будто в каком-то смысле я смогла вернуть ее себе. Будто мы были возвращены друг другу.
И потому я говорю.
Я рассказываю ей все. Как я овладела Ясновидением всех трех порядков. Как наша команда выиграла последнюю костяную игру, так что мы все выбрали назначения в такие города, чтобы жить близко друг от друга.
И как она все время была права насчет Брэма.
– Он подходит мне идеально, мама. Поверить не могу, как я не увидела этого раньше.
– Я тоже, – говорит Брэм, взошедший на холм и севший на траву рядом со мной. – Как ты могла быть такой бестолковой?
– Подслушивать – это невежливо. – Мой тон строг, хотя мне нелегко сохранять серьезный вид, когда он улыбается мне так, будто не может решить, дразнить ему меня или целовать.
– Я не подслушивал. Приближаясь к тебе, я старался как можно больше шуметь.
– О, так это ты так топал, идя по лесу? А я думала, что это лось.
Он смеется:
– Выходит, ты была готова поделиться своими секретами с лосем, но не со мной?
– Только с таким лосем, которому я могу полностью доверять. – Я убираю с его лба прядь волос. – И у меня нет секретов от тебя.
Он откидывается назад и опирается на локти.
– Никаких?
– А у тебя есть секреты от меня?
– Нет. – Он задумчиво склоняет голову набок. – Ну, может быть, один.
– Ты скажешь мне его?
– На этом пути мы сопряжены, – говорит он. – И пришла пора решить, принимаем мы это сопряжение или нет.
– И твой секрет заключается в том, что ты собираешься разбить мое сердце?
– Разумеется, нет. Но иногда я беспокоюсь… – Он срывает травинку и крутит ее. – Выбрала бы ты меня все равно, если бы быть вместе нам не предназначила судьба? – Уязвимость, звучащая в его голосе, трогает мое сердце.
Я переплетаю его пальцы со своими.
– Ты знаешь, почему это называют обрядом смыкания?
– Ну, я всегда полагал, что этот обряд смыкает две жизни воедино и именно поэтому так называется. Но надо думать, это либо вопрос с подковыркой, либо ты пытаешься повысить мою самооценку, дав мне самую легкую задачку на земле.
– Моя матушка как-то сказала мне, что в момент совершения этого обряда судьба и свобода смыкают руки. Сопряжение – это когда суженые находят друг друга. А обряд смыкания – это когда двое сами делают выбор и решают любить.
Я склоняюсь над ним, и мои волосы обрамляют его лицо, как занавес, так что мы оказываемся в нашем собственном мире, отделенные от всех остальных.
– Я делаю выбор и решаю любить тебя, Брэм Уилберг. Сегодня и всегда, в этой реальности и во всех остальных.
– А мы не можем просто остаться на этом пути? – спрашивает он, водя пальцами по моему подбородку. – Я здорово к нему привязался.
– С удовольствием. Ничто не доставит мне большей радости.
Его губы сливаются с моими, и весь мир исчезает.
Я чувствую себя так, будто дышу в первый раз в жизни.
Так, будто судьба и свобода только что сомкнули руки.