– Думаю, самое обыкновенное, – ответила Изабель, наконец, позволив своим мыслям обратиться к тем временам, когда жизнь ее была счастливой и безмятежной. – Мои родители очень любили друг друга, но по характеру были совсем разные люди. Отец француз, за все дела принимался с необыкновенной страстью и увлечением, а мать, как истинная англичанка, была исключительно сдержанной и спокойной. Они отлично ладили друг с другом, но иногда, особенно когда я была совсем маленькой, такое различие их характеров ставило меня в тупик. Видишь ли, они редко приходили к согласию. Отец искренне верил, что надо слушаться лишь голоса сердца, а мама, напротив, утверждала, что сердце – весьма ненадежный советчик. Она считала, что в жизни следует руководствоваться советами расчетливого разума.
Изабель взглянула на мужа, и тот ободряюще улыбнулся.
– Я получила образование дома, – продолжала она, расслабляясь, пока его сильные пальцы гладили ее обнаженную спину. – Именно мама научила меня арифметике и математике. Моей первой игрушкой была абака,
[12]принадлежавшая ей. Мама любила погружаться в таинственный мир цифр и передала эту любовь мне. Когда мне было лет пять, я всем другим играм предпочитала, сидя у нее на коленях, разбирать таблицы из «Almagest». [13]– Изабель улыбнулась своим воспоминаниям. – У мамы хранилось несколько манускриптов по математике. В Ломасе служили четыре священника, и, хотя им не хотелось этим заниматься, отец попросил их снять копии с «Almagest», с «Арифметики» [14]и с «Liber abaci», [15]сочинения Леонардо из Пизы. У нас было еще несколько менее значительных трудов – Архимеда и даже том «Начал» Евклида, который прислал отцу один из его наставников из Оксфорда, чтобы снять с этой книги копию. Я понимаю, что такое задание было для монахов нелегким, потому что им следовало заниматься переписыванием Святой Библии, а не потакать желаниям матери, но обладать всеми этими сокровищами поистине замечательно. Мама была настоящая англичанка, а потому ее иногда приводила в ужас любовь отца к книгам, хотя они и нравились ей. Я уже говорила, что отец был человеком страстным и увлекающимся, и он твердо решил, что эти книги должны принадлежать маме, коль скоро они доставляют ей такое удовольствие.– Я начинаю думать, что у меня много общего с твоим отцом, – поддразнивая ее, заметил Джастин, и, рассмеявшись, Изабель ответила:
– Если вы и далее будете доставлять мне наслаждение с таким же пылом, милорд, от меня скоро совсем ничего не останется.
Оба они расхохотались, и Джастин поинтересовался, по-прежнему ли книги, принадлежавшие матери Изабель, хранятся у ее дяди, сэра Майлза.
Она покачала головой.
– Уже нет. Он отдал их ростовщику в Лондоне, а тот продал вместе со всей библиотекой моих родителей. Деньги, которые были выручены от продажи, я вложила в соляные копи в Дройвиче. Дядя получил от них большую прибыль.
Джастин крепко сжал руку Изабель, стараясь утешить ее.
– Мне так жаль, – проговорил он.
– Мне тоже, – горько сказала она. – Манускрипты, принадлежавшие моей маме, были истинным сокровищем. Один из младших монахов, искусный рисовальщик, по просьбе отца разместил на страницах книг множество портретов мамы, и каждый портрет изображал ее за каким-нибудь занятием, чаще в образе Королевы Цифр, – с улыбкой сказала Изабель. – Все это было так весело… – Заметив, с каким пониманием смотрит на нее Джастин, Изабель почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. – Мне так жаль, что ты не увидишь этих книг.
– Мне тоже. А твой брат, как и ты, получил образование дома?
– О нет. Отец и без того был несчастен, понимая, что его дочь заинтересовалась таким бездушным делом, как математика. Ему хотелось, чтобы сын стал похож на него самого.
– Страстный и увлекающийся?
– Хотя бы и так, милорд. Хотя бы и так. Некоторое время отец раздумывал, не стоит ли отправить Сенета на обучение во Францию, но мама была против. Наконец, когда Сенету исполнилось восемь, его определили учеником к сэру Хоутону.
– Неплохой выбор. Он считается одним из лучших наставников во всей Англии. Многие славные рыцари считают для себя честью называться его воспитанниками.
Изабель кивнула.
– Я очень скучала по брату, когда он уехал.
За прошедшие годы мы с ним почти не виделись. После суда над моим отцом сэр Хоутон намеревался возвратить Сенета моему дяде, поскольку не желал покровительствовать сыну государственного изменника, но сэр Майлз упросил его оставить Сенета у себя на положении слуги, чтобы он работал и зарабатывал на свое содержание.
– Работал? – нахмурившись, повторил сэр Джастин. – Надеюсь, его не заставили подписать контракт между хозяином и работником?
– Думаю, нет. А разве от этого что-нибудь зависит?