Похититель секретов

Интересно, почему Анри оделся столь вызывающе для араба? Насаждаемый журналом «Вог» раскованный стиль подчеркнутой небрежности в этих краях не приветствуется, а он вон даже манжеты не застегнул и грудь на всеобщее обозрение выставил… Чтобы меньше привлекать внимание в толпе, наполовину состоящей из туристов? Но таких жертв от него никто не требовал, да и обстановкой они не вызываются. А люди обычно не делают без необходимости того, что им неприятно. Может, он чувствует себя европейцем? Но тогда нет целостной личности, у него должны быть внутренние противоречия, проблемы, тогда нельзя точно прогнозировать его поведение, а значит, нельзя полностью доверять… Хотя на раздвоение личности в данном случае не похоже… Странно. Изучая агента, я впервые не могу объяснить его мотивацию. Но мы еще слишком мало знакомы…

«Мицубиси паджеро» мчится вперед, ритм мотора входит в резонанс с ритмом скачки. Тонированные стекла ослабляют яркие солнечные лучи, мощный кондиционер насыщает салон прохладой, силы инерции то бросают меня на туго натянутый ремень, то прижимают к кожаному сиденью.

Справа и слева несутся автомобили других болельщиков: темпераментные арабы предпочитают следить за гонкой вблизи, а не с трибун. Такой азарт не бывает бескорыстным, и я понимаю, что отсутствие официального тотализатора компенсируется наличием подпольного. Анри перед началом обронил, что шейхи проигрывают здесь целые состояния. И сам он пригнулся к рулю и хищно оскалился, как беговые верблюды, даже поскрипывает крепкими, чуть желтоватыми зубами.

– Давай! Давай!

Он выворачивает руль, чтобы не столкнуться с желтой «тойотой», притормаживает, пропуская угловатый черный «гелендваген», жмет газ, обходя серебристый «крайслер» и снова вырываясь вперед. Автомобильная гонка идет параллельно верблюжьим скачкам, но она не имеет самостоятельной ценности: каждая машина ведет своего верблюда, в этом и только в этом смысл борьбы моторов.

– Давай, давай! – уже в голос кричит Анри, подбадривая идущего вторым дромадера под яркой лиловой попоной. Крохотный наездник корчится за горбом, бьет тонкой палкой по крупу, я смотрю в бинокль и ужасаюсь – это мальчик, ему не больше семи лет! Если он не удержится, тяжелые копыта размолотят его в клочья…

Но мальчик держится, и тонкая палка делает свое дело: лиловое пятно продвигается вперед и первым пересекает линию финиша!

– Ал-ла-ла! – в восторге кричит Анри, хлопает ладонями по кожаной обшивке руля и громко, восторженно смеется.

А ты азартный, Парамоша!

– Ура! Ура!

Я тоже бурно радуюсь за друга. Пусть мы еще не настоящие друзья, но моя радость ему приятна и способствует ответной симпатии.

Анри сбрасывает скорость и клетчатым платком вытирает вспотевшее от азарта лицо. Платок свежий, не вчерашний, но тоже из тонкого батиста.

– Очень хороший верблюд! – говорит Анри, и улыбается. – Такой стоит триста тысяч, не меньше!

– Да ну?! – изумляюсь я. – Триста тысяч дирхам?!

– Нет, – агент качает головой и улыбается еще шире. – Долларов. Триста тысяч долларов! Однажды самку продали за миллион!

– Не может быть!

– Точно, точно, – кивает головой Анри. – А обычный верблюд – всего две-три тысячи.

И без видимой связи с предыдущим интересуется:

– Ты ел верблюжатину? Она продлевает жизнь и укрепляет мужскую силу!

– Никогда! – оживляюсь я. – Может, посоветуешь хороший ресторан, где можно ее попробовать? Там и пообедаем!

Анри аккуратно паркует свой огромный джип напротив входа в над-аль шира. Он сосредоточен.

– В ресторанах не подают верблюжатину. Ее можно отведать только на свадьбе, когда много гостей. Иначе нет смысла забивать такое большое животное…

Анри выключает двигатель.

– А почему в скачках участвуют дети? – спрашиваю я. Это единственный вопрос, который я задаю без явной или скрытой цели, из чистого любопытства. – Неужели не жалко подвергать их такому риску?

Анри морщится, чувствуется, что эта тема ему неприятна.

– Это не наши дети. Это палестинцы, индусы, малайцы. Их покупают, иногда похищают. Вообще-то принят закон, разрешающий скакать только с пятнадцати лет. Но чем меньше вес всадника, тем больше шансы на успех, так что сам понимаешь…

Он просит меня посидеть в машине и исчезает. Я внимательно осматриваюсь. Парковка забита автомобилями. На площади перед входом бурлит толпа в арабских и европейских нарядах. Привычно разбиваю прилегающую территорию на сектора, внимательно сканирую каждый взглядом. Ничего подозрительного.

Возвращается очень довольный Анри. Я понимаю, что мои предположения о подпольном тотализаторе оправдались. Он нашел подпольного букмекера и получил свой выигрыш. Анри возбужден, у него хорошее настроение. Видно, выигрыш достаточно крупный. Он широко улыбается. И я широко улыбаюсь в ответ. Мы выглядим одинаково весело. Хотя он отдыхает, а я работаю.

Я продолжаю изучать агента и узнаю его все лучше. Он аккуратен, последователен, очень азартен. Азарт в нем перевешивает осторожность. А может, он настолько доверяет мне, что не ощущает опасности? Нет, вряд ли…