Похититель снов

— Папа, мне страшно, — дрожа, произнесла Ари.

Он крепко обнял дочь.

— Знаю, дорогая. Знаю.

— И что же нам теперь делать?

— У нас не так много возможностей сделать хоть что-нибудь. Но молиться мы можем.

— Я и так все время молюсь, папа. И ты помолись за нас сейчас — и за Спенса тоже. Я думаю, он нуждаться в помощи больше, чем мы.

Глава 8

Спенсер держал в руке маленький факел. Пламя трепетало на мягком ночном ветерке. Он поднес факел из мягкой коры, смоченной воском, к лицу и почувствовал тепло живого огня.

Факел давал резко ограниченный небольшой круг света; за его пределами стеной стояла непроглядная ночь. Не было в вышине ни единой звезды, луны словно и не существовало никогда — сплошная непроглядная ночь. Только его слабенький факел сдерживал ее натиск, и то, что такой маленький свет защищал от тьмы, казалось чудом.

Никогда раньше Спенсу не приходилось задумываться о чуде света. И вот сейчас он дивился тому, как оно свершалось на его глазах. Даже слабенький источник света оказался сильнее могучих сил ночи. Наверное, так и должно быть.

Порыв ветра наотмашь хлестнул пламя факела. Спенс вскинул руку, чтобы оградить огонек, но поздно. Факел погас. Тьма нахлынула со всех сторон, стремясь поглотить его, словно какой-то огромный хищник. Спенсу казалось, что он слышит его торжествующий рев в предвкушении близкой победы. В самом деле, что стоило такому громадному зверю сокрушить маленького беззащитного Спенса? Он уже чувствовал удушающую черноту, стиснувшую его словно в железном кулаке.

Некий чужой разум, контролировавший тьму, сам бывший ее душой и сердцем, тянулся к нему и вот-вот готов был схватить. Спенс отшатнулся от смертельно опасного прикосновения, словно от скользкой рептилии, но успел оценить мощь хаоса, стоящего за ним. Что он перед ним? Ничтожество. А что надо этому зловещему исполину? Убить. И не только его, Спенса, но вообще всех, в ком еще остается хоть малейший проблеск света.

Спенс невольно издал мучительный крик, полный безысходности. В этом крике слились все несправедливости, испытанные им в жизни, разочарование и безнадежность — сумма всех его самых глубоких страхов и неудач.

Крик истаял во тьме, наползавшей на него, проникавшей в него, становящейся его частью, все растущей и растущей. Но отдаленным уголком сознания, еще свободным от тьмы, Спенс понимал, что и отчаяние, и ненависть, и все другие черные безымянные страхи порождены не им, хотя он и держал их в самой глубине своего существа; нет, они принадлежали все той же тьме, были ее частью, рождены ей. Они долго стремились выйти наружу, чтобы погасить его искру, частичку света, принадлежавшую ему и только ему.

И вот они готовы вырваться, усилить тьму, породившую их. Наверное, это конец; они победят.

Сопротивление Спенса ослабевало, вытекало из него, словно вода из треснувшего кувшина. Тьма одолеет, и тогда наступит чудовищное безумие, самое полное, какое только можно представить. Погаснуть, как его несчастный факел, казалось ему последней, несправедливостью. Зачем бороться? За что? За обладание крошечным отблеском света, о котором он никогда не просил и которого не искал?

Откуда-то из самой глубины его существа вырвался еще один крик: «Нет!» Что-то в нем бросало вызов подступающему концу. Но крик замер во тьме.

А затем пришел звук, пронзивший его ледяным кинжалом — смех! Жестокий смех, исходящий из самого сердца тьмы.

Этот дерзкий смех раздавил его. Спенс понял, что его последние мысли будут о бессмысленно растраченной жизни.

— Господи! — Спенс заплакал. — Спаси меня!

Дрожь пробежала по всему существу тьмы, как будто ей нанесли неожиданную рану. А затем единственный луч света, тоньше волоса, прорезал тьму и замерцал перед ним. Спенс протянул руку к свету и почувствовал, как внутри него рождается музыка. Свет был живым, в нем было столько жизни, сколько не было смерти во всей тьме. Он обладал силой, стократно превосходящей силу тьмы, и эта сила влилась в искру Спенса, наполнив его новым сиянием.

Голос из света заговорил с ним.

— Зачем ты проводишь свою жизнь во тьме? — спросили его.

Спенс не мог ответить. Он не мог говорить.

— Выходи на свет, — продолжал Голос, — и ты найдешь то, что ищешь.

Спенс взглянул на сияющую нить света и высоко над собой услышал страшный рвущийся звук, как будто само небо разрывалось пополам. Он зажал руками уши, пытаясь спасти их от оглушительного треска.

Во тьме появилась трещина. Из нее струился свет. На мгновение Спенсу показалось, что он заключен внутри огромного яйца, и сквозь трещину в скорлупе вливается свет из большего внешнего мира.

Сквозь треск он услышал яростный вопль тьмы, разрываемой на части и сжигаемой светом. Свет обрушился на Спенса. Он подставил ему лицо.