— Не долю, а целую гору! — сказал Гита, качая головой. — Я раньше говорил, что верю вашей истории, но мне и в голову не приходило… Подумать только, все эти годы люди поклонялись марсианам! Уму непостижимо!
Спенс слушал его с улыбкой. По пути к вимане он спросил:
— Кир, как ты узнал, что я звал тебя?
— Ты вызвал меня с помощью
— Но я не успел! Солдаты отобрали у меня прибор раньше, чем я успел им воспользоваться.
— Я получил сигнал и ответил на него.
— Но как ты мог так быстро оказаться на Земле? Прошла всего пара минут с тех пор, как я взял
— Я не понимаю тебя, землянин. Я знал о том, что ты на этой дороге. Я наблюдал за грузовиком еще до того, как ты проехал деревню.
Теперь Спенс не понимал своего спасителя.
— Как это может быть? Я же не подавал сигнал. Ты не мог получить его до того, как я его отправил! — Он покачал головой и беспомощно посмотрел на Аджани.
— Простите, Кир, когда вы получили сигнал? — спросил Аджани.
— Вопрос не имеет смысла. Я не могу ответить. — Марсианин пожал узкими плечами, словно в знак сожаления о человеческом невежестве.
— «Не имеет смысла…» Вы хотите сказать, что время не имеет значения для работы
— Бнери работает вне времени, как любая мысль. Поэтому по отношению к
— Я вообще ничего не понимаю, — пробормотал Спенс. — А ты?
— Думаю, понимаю, — проговорил Аджани. — Молитва действует подобным же образом. Иногда мы видим, что ответ на нашу молитву заложен задолго до того, как мы обращаемся к небесам. Да, это возможно. Бог не ограничен временем, как мы. Прошлое, настоящее, будущее… для Него это не имеет значения.
Кир произнес фразу на своем свистящем языке и тут же перевел для них.
— Бог, о котором вы говорите, и есть Всесущий-Источник.
— Да, — ответил Аджани. — Вы его знаете? Поклоняетесь Ему?
— Поклоняться? Что это значит? — озадаченно переспросил Кир.
— Ну, почитать, считать достойным, обожать, превозносить и любить.
Кир пожал плечами.
— Мы ведь живем, благодаря Ему. Конечно, мы Его знаем и чувствуем, что Он всегда с нами.
— На Земле все не так, — вздохнул Аджани. — Люди сами должны выбрать свою веру, сами должны научиться узнавать Его и поклоняются Ему по собственной воле.
— Так же и с нами. Но кто же может выбрать не знать Его? — Кир бросил на Спенса быстрый ироничный взгляд.
— Ты удивишься, но таких много, — смущенно сказал Спенс.
— Помнишь, я сказал тебе однажды, что найду способ объяснить тебе пути Всесущего. Но теперь я вижу, что между нами пока есть барьер, который я не могу пересечь. И поставлен он самим Дал Эльной, это он сделал так, что ты отличаешься от нас. Если бы я объяснял дальше, ты просто не понял бы меня.
— Я верю тебе, Кир. Землянин должен сам найти Всесущего.
В этот момент Гита, который молчал во время этого разговора, воскликнул:
— Смотрите! Сюда идут люди из Рангпо. Они видели вашу виману.
— Мы еще поговорим о вере подробнее, когда время не будет иметь значения. А сейчас у нас есть работа, — сказал Кир. Он повернулся и направился к кораблю. В верхней части объекта возникла красная линия, она скользнула в стороны, разрезая борт пополам. Яркий свет хлынул из люка, когда он открылся перед ними. Спенс, Аджани и Гита нерешительно вступили в этот свет и вошли за Киром в корабль.
На глазах изумленных жителей Рангпо четыре фигуры исчезли в ослепительном свете, а затем с громким жужжащим звуком неопознанный летающий объект внезапно окрасился в ярко-оранжевый цвет, поднялся над горами и исчез в облаках.
Глава 22
Вечер мягкой любящей рукой обнял сидящих у огня. В прохладном воздухе горел, потрескивая, костер, разложенный ловкими руками Гиты. Глубокие синие тени залегли в бамбуковых зарослях. Затихли обезьяны в вершинах деревьев, умолкли дневные птицы. Корабль Кира стоял на поляне, излучая тускло-голубоватое мерцание.
Гита с застенчивым видом сидел возле высокого инопланетянина. Он вел себя как школьник в присутствии высокого сановника, даже не мечтавший участвовать в разговоре взрослых, но больше всего желавший остаться и послушать.
Аджани не переставал задавать вопросы с тех пор, как они вошли в виману. Они с Киром обменивались идеями в таком головокружительном ритме, что ни Спенс, ни тем более Гита, не успевали не только осмыслить ответы, но и вопросы понимали далеко не всегда. Спенс махнул рукой на разговор и сидел, улыбаясь каким-то своим мыслям, поглядывая на Гиту с мечтательной снисходительностью. Он как бы говорил: в конце концов, он — мой друг, но я с радостью поделюсь и с тобой. Он наслаждался каждой минутой у открытого огня. Это были для него совершенно новые ощущения, и он хотел бы, чтобы этот вечер длился как можно дольше.
Он глядел в огонь и позволял ученым словам и сумасшедшим идеям скользить по краю его сознания, омывая его чем-то радостным и приятным, как волны прибоя на прекрасном золотом пляже.