Похититель Солнца (СИ)

Вкрадчивый голос согревал и успокаивал. Халдарон был совершенно прав, он говорил правильные и разумные слова. Вот только идиотом был не Роммат. Эту роль надолго застолбил за собой Этас.

- Я не могу, - бессильно проговорил он. Признавать поражение, свою слабость и безволие, было горько, стыдно и отвратительно, но рыжий уже привык делать это в своих мыслях. - Я люблю его, понимаешь?

Генерал глухо выругался.

- Этас, он уб… - Халдарон запнулся, словно хотел сдержать ругательство, но продолжил, - ублюдок.

Этас пожал плечами. Ну и что из этого? Он знал, что великий магистр не знатного рода, так какая разница, законнорожденный или нет? Своего положения в обществе Роммат добился сам, и оно теперь было так высоко, что на происхождение всем уже плевать. Или Халдарон имел в виду переносный смысл слова – низкие моральные качества, отсутствие благородства?

- Он не заслуживает твоей любви.

Рыжий тихо вздохнул. Если бы все было так просто. Если бы Роммат был пустым, поверхностным эльфом, не заслуживающим ни уважения, ни любви - наподобие отца Этаса, - то рыжий, как и его мать, смог бы, обязательно смог сбежать от него подальше. Отряхнулся бы от этой глупой влюбленности, как от налипшей на мантию пыли, и забыл бы или заменил кем-то другим, потому что таких – хорошеньких, но никчемных эльфов, - полно в обеих чародейских столицах. Выбирай любого, такие паразиты обычно не отказываются от возможности потянуть с кого-то, как волшебный поток, силы, время, чувства, надежды на перемены к лучшему.

Однако Роммат был не таким. У него был сложный и чрезмерно замкнутый характер, но во всем остальном он вызывал только восхищение. Дело не в том, заслуживал он любви или нет. Он просто в ней не нуждался. Более того, чувство Этаса только досаждало ему.

Недавно Роммат пришел еще более мрачный и неразговорчивый, чем обычно. Этас его дома сразу не застал, но, воспользовавшись давним разрешением заходить в его отсутствие, остался ждать. Великий магистр, едва зайдя в дом, уставился на рыжего странным, нечитаемым взглядом, и Этас уже опасался, что совершил ошибку, дождавшись его сегодня, и сейчас это разрешение у него отберут. Однако великий магистр отчего-то вдруг спросил, почему Этас продолжает приходить к нему и терпеть такое отношение.

Рыжий, ничего не понимая, ожидал какого угодно продолжения. Запрета приходить, насмешек в отсутствии гордости, любой другой гадости. А с другой стороны, эти вопросы – не были ли они попыткой прояснить, наконец, что за отношения их связывают и какое у них будущее? Значит, Роммату не все равно? Иначе зачем спрашивать?

О том, что любит его, рыжий говорил Роммату всего несколько раз, а потом прекратил, видя неприязненную реакцию на эти слова. Последний раз – еще до начала кампании на Острове Грома. Поэтому сейчас рискнул напомнить, за что тут же был в очередной раз вознагражден званием идиота.

В тот вечер Роммат вел себя странно. Не только изменил своей привычке вести разговоры после секса, а не до, так еще потом, встав с постели, вообще забыл о существовании Этаса. Рыжий, старательно пряча обиду, хотел было уйти, но великий магистр усадил его рядом с собой и велел остаться.

Остаться - не просто, как обычно, задержаться на часок, а остаться на ночь. Не в постели великого магистра, разумеется. В гостевой комнате. Утром Этасу сквозь сон почудилась сильная, теплая рука, потрепавшая его по волосам, но когда он открыл глаза, Роммат стоял в дверях. Он сухо кивнул в ответ на пожелание доброго утра, накормил Этаса завтраком и выпроводил. Причем поцелуй на прощание рыжему пришлось выпрашивать.

Но все равно Этас понадеялся…

Подумал, что сам был недостаточно внимателен и терпелив, что не замечал, когда Роммат начинал относиться к нему лучше, что сам в своих попытках не показывать слишком много эмоций закрылся от него и не заметил признаков прогресса.

Великий магистр постоянно держал с ним дистанцию, и, устав от бессмысленных надежд, Этас и сам стал поступать так же. Неудивительно, что отношения зашли в тупик, и как здорово, что Роммат сумел сделать шаг ему навстречу.

И пусть не в следующий визит, а только через несколько недель, Этас будет засыпать, утомленный страстью, в его постели, в его объятьях.

«Останься». Достаточно одного короткого слова, чтобы твердо принятое решение, - ни на что больше не рассчитывать и не надеяться, - следовать которому удавалось уже не один месяц, было позабыто.

Напрасно.

В тот раз это было только исключение, и в следующую встречу, когда Этас замешкался, не зная, прощаться или дождаться разрешения остаться, Роммат спокойно сказал слова прощания первым, хоть на улице и была уже глубокая ночь. Какая бы причина не побудила великого магистра в прошлый раз позвать его остаться, дело было вовсе не в том, что тот решил, наконец, принять его чувства и попробовать начать нормальные отношения.

Почему?