Насколько мне известно, Болленбо нынче рыбачий лагерь и находится он в руках выездного бутлеггера-итальянца, – выездного в том смысле, что он выезжает из Болленбо на одну-две недели раз в четыре года, пока очередной шериф не разберется в том, какова истинная воля людей, которые, как он воображает, голосовали за него; вся речная пойма, которая была некогда частью заранее обреченной феодальной мечты Томаса Сатдена и местом для охотничьего лагеря майора де Спейна, стала теперь районом осушения, – все эти первозданные дебри, где в дни юности Бун охотился (или по крайней мере присутствовал при том, как охотились его покровители) на медведя, оленя и пуму, отведены под хлопок и маис, и даже от переправы Уайэта осталось одно название [17].
Даже в 1905 году кое-какая первозданность еще сохранилась, хотя большая часть оленей, и все медведи, и пумы (и майор де Спейн с его охотничьей свитой) исчезли; паром тоже, и теперь мы зовем переправу Уайэта – Железный мост, железный с большой буквы, потому что это был первый и, по слухам или на самом деле, в течение нескольких лет единственный железный мост у нас в Йокнапатофском округе. Но в давние годы, во времена наших здешних вождей племени чикасо [18] – Иссетибехи, и Мокетуббе, и узурпатора-цареубийцы, именовавшего себя Дуумом, – когда объявился первый Уайэт, и индейцы показали ему переправу, и он построил лавку и паром и назвал переправу в свою честь, это была не только единственная переправа на много миль вокруг, но и главный порт: лодки (а зимой, при полой воде, даже маленький пароходик) подходили прямо к двери уайэтовского дома, доставляя из Виксберга виски, и плуги, и неочищенный керосин, и мятные леденцы и увозя хлопок и меха.
Но Мемфис был ближе Виксберга, даже если добираться на мулах, и люди построили дорогу, по мере возможности прямую, от Джефферсона до южной излучины, куда доходил паром Уайэта, и дорогу от северной пристани до Мемфиса, тоже по мере возможности прямую. И тогда хлопок и прочие товары начали прибывать и отбывать этим путем, и тянули их мулы или волы, и тут, откуда ни возьмись, возник великан без роду без племени, называвший себя Болленбо; одни поговаривали, что он взаправду откупил у Уайэта маленькое, темное, до той поры мирное однокомнатное сочетание жилья с лавкой, а заодно и какую ни на есть претензию Уайэта на старую переправу чикасо; другие же говорили, что Болленбо просто намекнул Уайэту, что он (Уайэт) очень засиделся тут и пора бы ему отодвинуться от реки на четыре мили и стать фермером.
Как бы там ни было, Уайэт так и сделал. И его доселе убаюканное глушью отшельничье жилище превратилось поистине в бойкое место: ночлежный дом, закусочная и пивная для проезжих фрахтовщиков и местных артелей погонщиков с чугунными головами и кулаками, встречавших фургоны по обеим сторонам долины уже с двумя, тремя, а то и четырьмя свежими упряжками мулов, чтобы с руганью дотащить эти тяжелые фургоны до парома по эту сторону реки и от парома взгромоздить на крутой откос по ту сторону. Бойкое место. И те, что появлялись там, были настоящие мужчины. Но все-таки просто дюжие мужчины, не больше, пока полковник Сарторис (я имею в виду не банкира с его липовым званием, доставшимся ему отчасти по наследству, отчасти в силу привычки, который был повинен в том, что мы с Буном находились в эту минуту именно там, где находились; я имею в виду его отца, настоящего полковника Конфедерации Южных Штатов, – вояку, государственного деятеля и политика, дуэлянта, а по словам двоюродных и троюродных племянников и внуков некоего юнца [19] двадцати одного года из Йокнапатофского округа – еще и убийцу) не построил в середине 70-х годов свою железную дорогу и не уничтожил это бойкое место.