– Крови там нет, но плечо набухло и посинело. – Эдион коснулся синяка, и Марш вскрикнул от боли. – Рана выглядит глубокой. Должно быть, задета кость.
Эдион не спеша промыл кожу вокруг раны. Марш уставился на Эдиона. Их взгляды встретились, сердце Эдиона подскочило к горлу, но затем Марш закрыл глаза. Эдион не возражал. Это позволило ему осмотреть своего нового друга, его красивое лицо, гладкую и мускулистую грудь. Но рана на плече была глубокой. Холивелл сказал, что это всего лишь царапина, но, возможно, Маршу сделалось хуже из-за езды верхом, а возможно, Холивелл солгал, чтобы они смогли удрать.
Теперь дыхание Марша стало ровным и глубоким. Юный слуга заснул. Эдион коснулся пальцами волевого подбородка юноши и положил его голову на одеяло. Когда он посмотрел в сторону, то увидел бутылку с дымом, лежащую на земле рядом с рюкзаком Марша. Неужели он украл её только вчера? Произошедшее уже сейчас казалось нереальным, будто ничего этого на самом деле не случилось, и всё же именно бутылка завела Эдиона в эту переделку. Хотя нет, на самом деле всё началось ещё раньше, с кражи серебряного корабля. Это из-за кораблика его избили и обоссали. Оставили его в лесу, избитого и провонявшего, так что ему пришлось идти в баню, где он и украл дым.
Вспомнив о шатающемся зубе, Эдион поводил языком во рту, но ничего не нашел, ничего не качалось, ничего не отекло, ничего не болело. Он смутно помнил, как после своего пробуждения от демонического сна, почувствовал, что его зуб больше не болит. И это произошло в бане, в потеплевшей воде, в которой он спрятал бутылку с дымом, он думал, что вода сняла боль от побоев.
Неужели это дым излечил его побои и зуб?
Нелепица какая. Эдион бывал в дымных притонах, и дым никогда не излечивал его, от него он лишь чувствовал себя хорошо. А теперь он больше не чувствовал себя хорошо. Может, он и был сыном принца, может, у него и было золотое отцовское кольцо, но он по-прежнему оставался бастардом и вором (причём совершенно никудышным). А ещё он стал убийцей, повинным в двух смертях – смерти Ригана и смерти помощника шерифа. И в ране Марша тоже был виноват он.
«Боль, страдания и смерть». Смерть везде вокруг него.
И Эдион никак не мог отделаться от мысли, что худшее ещё впереди.
Таш
Таш следовала за Эдионом, Холивеллом и этим третьим парнем большую половину ночи. Они ехали верхом, но девушка бегала быстро. Когда они остановились на привал, Таш подумала было быстро подбежать к ним, схватить бутылку с дымом и сделать ноги. Но остановка была короткой и только лишь из-за того, что Эдиону стало плохо. Разумеется, они хотели оставить как можно больше форы между собой и людьми шерифа. А когда они остановятся, то будут настороже. Так что попытка пробраться в их лагерь чревата опасностью, не стоит шутить с людьми, вооружёнными ножами. Поэтому, когда начало светать, Таш повернула обратно в сторону Дорнана.
Когда она добралась до города, была уже середина утра, и в лесах вокруг Дорнана царила суматоха. Люди шерифа нашли тело и теперь мелькали повсюду, хотя Таш и не видела, чтобы кто-то из них отправился по следам Эдиона.
Девушка вошла в комнату Грэвелла. Там пахло застоявшимся кислым потом. На кровати лежала фигура размером с Грэвелла. Таш подошла к охотнику и потрясла его.
– Просыпайся. У меня есть новости.
Ничего. Грэвелл даже не всхрапнул.
Таш облокотилась на него и начала даже не трясти, а толкать и качать его.
Охотник пёрнул.
Девушка повернулась в сторону его головы.
– Грэвелл, просыпайся!
Грэвелл застонал, затем рыгнул, причём отрыжка вышла такой вонючей, что Таш даже отступила назад. Но она уже не первый раз становилась свидетельницей похмелий Грэвелла, так что она знала, как с ними сладить. Девушка взяла кувшин, наполнила его водой, вернулась к кровати и выплеснула содержимое кувшина ему на голову.
– Просыпайся! Нам нужно поговорить.
Охотник облизал губы.
– Я знаю, где дым! Я видела, как убивают человека!
Грэвелл хмыкнул и отвернулся.
Таш вздохнула, уселась на стул и стала слушать, как храпел охотник.
Кэтрин
«Окраска волос в белый – 50 копеков. Гарантируем чисто белый цвет».
Кэтрин была измотана, но чувствовала облегчение, и даже немного радостного волнения. Всё, что касалось её и её платья, было прекрасно. Принцесса носила его каждый день, часами не покидая седла, это было утомительно. Но оно того стоило – толпы народа, казалось, не могли налюбоваться на неё.