Похитители грез (ЛП)

Персефона дала ему пирог. Тот был с орехами пекан, она сама его испекла, и ему предоставлялся вариант не брать. Мора хмуро смотрела на него.

— Ты уверена, что так надо, Пи? Наверное, тебе лучше знать…

— Иногда, — признала Персефона. — Ну же, Адам. Мы идем в комнату для предсказаний. Блу может пойти с тобой. Но это будет очень личным.

Он не осознавал, что Блу была там. Он держал голову опущенной. На его руке после прогулки по магистрали остались царапины, из-за которых он безмолвно переживал и которые прятал под краями одежды.

Раздался голос Блу:

— Что происходит?

Персефона махнула рукой, будто объяснение было слишком сложным.

Мора ответила:

— Она выравнивает его внутреннее с его внешним. Примиряя с Энергетическим пузырем, да?

Персефона кивнула.

— Достаточно близко.

— Я пойду с вами, если хотите, — предложила Блу.

Все лица повернулись к ней.

Если он войдет сам по себе, то не будет больше ничего, кроме Адама Перриша.

В некотором смысле, всегда было так. Иногда обстоятельства менялись. Порой погода улучшалась.

Но, в конце концов, все, что у него было, это Адам Перриш.

Ему было проще заставить себя все принять, сказав еще раз: это всего лишь комната для предсказаний.

Он знал, что это неправда. Но это приняло форму правды.

— Мне бы хотелось пойти одному, — сказал он тихим голосом. Он не взглянул на неё.

Персефона поднялась.

— Угощайся пирогом.

Адам угостился.

В комнате для предсказаний было темнее, чем в остальном доме, свет исходил только от массивных свечей, сгрудившихся в центре гадального стола. Адам поставил тарелку на стол.

Персефона закрыла за собой двери.

— Откуси кусочек пирога.

Адам откусил.

Мир приобрел фокус, слегка.

С закрытыми дверями в комнате запахло розами после наступления темноты и спичкой, которую только что задули. А с выключенным светом было до странности трудно определить, насколько большой была эта комната. Хотя Адам прекрасно знал крошечность этого помещения, теперь оно казалось огромным, как подземная пещера. Стены ощущались далекими и неровными, пространство поглощало звуки их дыхания и движения карт.

Адам подумал: «Я сейчас же могу все остановить».

Но это была всего лишь гадальная. Это была всего лишь комната, которая должна была стать обеденной. Ничего здесь не изменится.

Адам знал, ничего из этого не было правдой, но легче было притвориться, что это не так.

Персефона выбрала фотографию со стены. Адам только и успел заметить, что это был снимок стоящего камня в распаханном поле, а потом она поместила его стеклом вверх перед ним. В темноте при свечах изображение исчезло. Все, что было видно, отражалось в стекле; снимок внезапно превратился в водную гладь или зеркало. Свет от свечей закрутился в стекле, не совсем как это происходит в реальности. У него засосало под ложечкой.

— Ты должен это чувствовать, — раздался голос Персефоны с другой стороны стола. Она не села. — Насколько ты далек от равновесия.

Это было слишком очевидно, чтобы согласиться. Он ткнул в стекло с неправильными отражениями.

— Для чего это?

— Магический кристалл, — ответила она. — Способ заглянуть в другие места. Места, которые находятся слишком далеко, чтобы увидеть, места, которые лишь условно существуют, или места, которые не хотят быть увиденными.

Адаму показалось, что он заметил, как в стекле спиралью закручивается дым. Он моргнул. Спираль исчезла. Рука отозвалась резкой болью.

— Куда мы смотрим?

— Куда-то очень далеко, — сказала Персефона. Она улыбнулась ему. Это крошечная, потаенная улыбка, словно птица, выглядывающая из ветвей. — В тебя.

— Такое безопасно?

— Это противоположность безопасности, — ответила Персефона. — На самом деле, лучше бы тебе откусить еще пирога.

Адам откусил.

— А что будет, если я не стану этого делать?

— То, что ты чувствуешь, только ухудшится. Ты, на самом деле, не можешь для начала собрать даже крайние кусочки этой головоломки.

— Но если я это сделаю, — начал Адам, а потом осекся, потому что правда уже жалила, внедрялась и распространялась внутри него, — я изменюсь навсегда?

Она сочувственно склонила голову.

— Ты уже изменил себя. Когда принес жертву. Это просто ее завершение.

Тогда не было никакого смысла ничего не делать.

— Раз так, скажите, как это совершить.

Персефона подалась вперед, но так и не села.

— Ты должен прекратить заниматься раздариванием всего. Ты принес в жертву не свой разум. Начни принимать решения, в которых твои мысли будут только твоими. И помни свою жертву. Ты должен подразумевать именно ее.

— Я подразумеваю, — сказал Адам. Гнев в нем стремился вырваться, внезапный, звенящий и чистый. Это был бессмертный враг.

Она только моргнула, глядя на него своими ясными черными глазами, и ярость отступила.

— Ты обещал быть руками и глазами Энергетического пузыря, но слушал ли ты, о чем он просил?

— Он ни о чем не просил.

Выражение лица Персефоны было понимающим. Ну, конечно же, пузырь просил. Вдруг до него дошло, что было причиной видений и полувидений. Энергетический пузырь пытался привлечь его внимание и мог это сделать только таким способом. Весь этот шум, этот звук, этот хаос внутри него.

— Я не смог понять.