Похитители грез (ЛП)

— Господи, — трагически вздохнул Гэнси, не отрывая взгляда от сборища. — Ох, хорошо. — Он стряхнул невидимые ниточки с плеча Адама и положил лист мяты на собственный язык. — Им же лучше увидеть твое лицо.

Им. Где-то там была мать Гэнси, протягивающая руки голодной, не предусмотренной к надеванию костюмов толпе округа Колумбия, предлагающая им сокровище на небесах в ответ на голоса. И Гэнси был частью пакетного предложения; не было ничего более подходящего Конгрессу, чем вся семья Гэнси под одной крышей. Потому что те капельные ожерелья и красные галстуки зачарованной свитой тех, кто будет финансировать путь миссис Ричард Гэнси II в офис. И все те солнечные полуботинки и бархатные туфли-лодочки были знатью, к которой Адам обращался за дворянским достоинством.

Им же лучше увидеть твое лицо.

Высокий и смелый смех пронзил воздух. Разговоры нарастали, принимая его.

«Кто все эти люди, — думал Адам, — что считают, будто знают все об остальном мире?»

Он не должен позволять такому показываться в своих глазах. Если он напомнит себе, что ему нужны они, эти люди, если он напомнит себе, что это только средство для достижения цели, все будет немного проще.

Кроме того, Адам был хорош в сокрытии некоторых вещей.

Гэнси приветствовал гостей, стоя снаружи. Несмотря на его предыдущую жалобу, он был полностью расслаблен, лев в Серенгети [42].

— Мы заходим, — величественно сказал он. И тут же Гэнси, с которым дружил Адам — Гэнси, для которого он бы сделал все, что угодно — исчез, и на его месте возник наследник, родившийся с шелковой пуповиной, обернутой вокруг шеи с голубой кровью.

Перед ними открылся особняк Гэнси. Там была Хелен, теперь сознательно слабая и решительно недосягаемая в черном облегающем платье, ее ноги были длиннее, чем дорога. «За что выпьем? За меня, конечно. О, а, моя мама тоже». Это был экс-конгрессмен Буллок, глава Комитета по изменению глубин мирового океана и мистер и миссис Джон Бендерхам, самые крупные одиночные доноры последней Республиканской Кампании в Восьмом округе. Всюду были лица, которые Адам видел в газетах и по телевидению. Везде пахло слоеным тестом и амбициями.

Семнадцать лет назад Адам родился в трейлере. Они могли по нему это увидеть. Он знал.

— Что делают эти два красивых дьявола?

Гэнси рассмеялся: ха, ха, ха. Адам повернулся, но говорившего уже не было. Кто-то схватил руку Гэнси:

— Дик! Рад тебя видеть.

Завывали невидимые скрипки. Акустика создавала впечатление, будто инструмент заключен в тюрьму в пальто у двери. Человек в белой рубашке всунул по фужеру шампанского в их руки. Это был имбирный эль, сладкий и обманчивый.

Рука хлопнула Адама сзади по спине, он жутко вздрогнул. В его голове он падал с лестницы своего отца, впиваясь пальцами в грязь. Казалось, он никогда не сможет оставить Генриетту позади. Ему почудилось изображение, образ, нарисовывающийся где-то в пределах бокового зрения, но он его оттолкнул. Не сейчас, не здесь.

— Нам всегда нужна молодая кровь! — прогремел мужчина. Адам потел, переключаясь с воспоминаний о колючих звездах над головой на факт нападок настоящего. Гэнси убрал руку мужчины с шеи Адама и потряс ее вместо этого. Адам знал, что был спасен, но комната казалась слишком громкой и слишком близкой к признательности.

Гэнси произнес:

— Мы молоды, пока они приходят.

— Вы чертовски молоды, — согласился мужчина.

— Это Адам Перриш, — сказал Гэнси. — Пожмите его руку. Он куда умнее меня. Однажды мы устроим одну из таких пирушек для него.

Так или иначе, у Адама в руке оказалась зажата визитная карточка, кто-то вручил ему еще имбирного эля. Нет, вообще-то это было шампанское. Адам не пил алкоголь. Гэнси плавно забрал фужер из его руки и поставил на антикварный стол с инкрустацией слоновой кости. Пальцем он убрал каплю красного вина, запачкавшую поверхность. Голоса боролись друг с другом, победил самый глубокий. «Восемь месяцев назад мы были в этом же месте по этой же кампании», — сказал человек с огромной булавкой для галстука мужчине с чрезвычайно блестящим лбом. «Иногда вы просто разбрасываетесь фондами и надеетесь, что они останутся». Гэнси обменивался рукопожатиями и похлопываниями плеч. Он выведывал у женщин их имена таким образом, что заставлял их верить, будто бы он знал их все время. Он всегда называл Адама Адамом Перришем. Все всегда называли его Диком. Адам собрал букет визиток. Его бедро ударилось в мебель в следах от лап льва, ирландский кристалл зазвенел на лампе, стоящей на нем. Его локтя коснулся дух. Не здесь, не сейчас.

— Веселишься? — спросил Гэнси. Это не прозвучало, будто бы веселился он, но его улыбка была пуленепробиваемой. Его глаза блуждали по комнате, будто бы он выпил свой имбирный эль или шампанское. Он взял еще один фужер с безликого обслуживающего подноса.

Он повернулись к следующему человеку, потом к следующему. Десять, пятнадцать, двадцать человек, и Гэнси был вышитым на гобелене молодым человеком, желанным для молодежи всей Америки, образованным королевским сыном мистера Ричарда Гэнси II. Комната его обожала.