Похитители грёз

Он же умрет, Блу, не надо…

— Я не знаю, призваны ли мы разобраться, — ответил он.

— О, мы разберемся, — очень неистово сказала Блу, стараясь загнать поглубже то чувство, что в ней поднималось. — Если ты не собираешься, я сделаю это сама.

Он парировал:

— Если ты разберешься первой, расскажешь мне?

— Естественно.

— Джейн, в этом свете… — начал он, — …ты… Боже. Боже. Мне нужно прояснить голову.

Он внезапно распахнул дверь и вышел, ухватившись за крышу, чтобы сделать это быстрее. Он хлопнул дверью и обошел машину сзади, пройдясь рукой по волосам.

Машина стала абсолютно тихой. Она слышала стрекотание насекомых, пение лягушек и медленное щебетание птиц, которым все должно быть известно лучше. Время от времени остывающий двигатель испускал небольшой вздох, словно дыхание. Гэнси не возвращался.

В темноте на ощупь она открыла дверь. Она нашла его облокотившимся на багажник машины, скрестившим руки на груди.

— Прости, — сказал Гэнси, не глядя на нее, когда она облокотилась на машину рядом с ним. — Это было очень грубо.

Блу думала о нескольких вариантах ответа, но не смогла ни одного сказать вслух. Она чувствовала себя одной из ночных птичек, поселившихся внутри нее. Та упала и неловко возилась при каждом ее дыхании.

Он умрет, и это будет больно…

Но она коснулась его шеи, прямо на линии волос над воротником рубашки. Он все еще был совсем неподвижен. Его кожа оказалась горячей, и она очень-очень слабо почувствовала его пульс под своим большим пальцем. Все было не так, как с Адамом. Ей не нужно было догадываться, что делать с руками. Они сами знали. Вот так все должно было ощущаться с Адамом. Меньше как притворство, а больше как нечто предрешенное.

Он закрыл глаза и наклонился, всего чуть-чуть, так, что ее ладонь легла на его шею, пальцы раскинулись от уха до плеча.

Все внутри Блу настаивало: «Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь».

Гэнси нежно поднял ее руку со своей кожи, держа ее так официально, словно в танце. Он поднес ее к своим губам.

Блу замерла. Абсолютно. Ее сердце не билось. Она не моргала. Она не могла сказать: «Не целуй меня». Она даже не могла сформулировать: «Не надо».

Он просто склонил щеку и край губ к ее костяшкам пальцев, а потом положил ее руку обратно ей на колени.

— Я знаю, — сказал он. — Я не буду.

Ее кожа пылала при воспоминании о его губах. Побитая птичка ее сердца вздрогнула и снова вздрогнула.

— Спасибо, что помнишь.

Он вернул взгляд на долину.

— Ох, Джейн.

— Что «ох, Джейн»?

— Он не хотел, чтобы я это делал, знаешь? Он говорил мне не пытаться затащить тебя за наш столик тем вечером в Нино. Мне пришлось его уговаривать. А потом я выставил себя таким идиотом… — Он повернулся к ней. — Что ты думаешь?

Она просто смотрела на него. «Что я гуляла не с тем парнем. Что я сломала Адама сегодня вечером вообще без причины. Что я вообще не благоразумная…»

— Я думала, ты был придурком.

Он благородно добавил:

— Спасибо, Господи, за прошедшее время. — А потом: — Я не могу… мы не можем так с ним поступить.

Внутри нее что-то кольнуло.

— Я не вещь. Которую можно иметь.

— Нет, Боже, конечно, ты не вещь. Но ты знаешь, что я имею в виду.

Она знала. И он был прав. Они не могли так с ним поступить. В любом случае, она не могла так поступить с собой. Но как быть с катастрофой в ее груди, на ее губах, в ее голове.

— Я бы хотел, чтобы тебя можно было поцеловать, Джейн, — сказал он. — Потому что я вымаливал бы у тебя всего один поцелуй. Подо всем этим. — Он взмахнул рукой на звезды. — А потом мы бы никогда не заговорили об этом снова.

Это может быть концом.

«Я хочу чего-то большего».

Она произнесла:

— Мы можем притвориться. Всего разок. А потом мы никогда не заговорим об этом снова.

Каким странным, меняющимся человеком он был. Гэнси, который повернулся к ней сейчас, был на мир далек от высокомерного парня, которого она впервые встретила. Без каких-либо колебаний она протянула руки вокруг его шеи. Кем была эта Блу? Она ощущала себя чем-то большим, чем ее тело. Высокой, словно звезды. Он склонился к ней — ее сердце снова скрутилось — и прижал свою щеку к ее. Его губы не касались ее кожи, но она чувствовала его дыхание, горячее и неровное, на своем лице. Его пальцы широко расположились по обе стороны ее спины. Ее губы были так близки к его подбородку, что она ощутила намек на щетину их кончиками. Это были мята и воспоминания, прошлое и будущее, и ей казалось, она делала так прежде и стремилась повторять снова.

«Ох, на помощь, — думала она. — Помогите, помогите, помогите».

Он отстранился. И сказал:

— А теперь мы никогда не заговорим об этом снова.

Глава 52